«Поездка за город» роман (отрывок)

Тропинка вела всё дальше, явно не удаляясь от главной магистрали, но и не приближаясь к ней: она шла параллельно, почти не изгибаясь и давая возможность заранее предвидеть опасность и затеряться в кустах или в тени деревьев - берёз и осин. Здесь было много орешника, проросшего группами и густыми скоплениями, и наверняка подвергавшегося осенью набегам со стороны аборигенов. Сейчас он цвёл, привлекая пчёл и насекомых, бороздивших пространство вокруг нас: здесь попадались и бабочки, и мотыльки, вот только нам нужны были летучие создания иного рода, вряд ли залетавшие в густые зелёные дебри. Эти существа во многом были подобны лесным прообразам: они также любили пить нектар, и обволакивать себя дурманящей хрупкой пыльцой, и нежиться в лучах тёплого дневного светила, танцуя на восходящих воздушных потоках, и потом опускаясь почти до самой грешной земли, но всё же не падая окончательно: тонкими лапками и усиками они держались - до конца - за листья и ветки, выкарабкиваясь и выползая пока это было только возможно, потому что окончательное падение означало смерть: с последующей утилизацией жуками-падальщиками и муравьями.

Трагична была их окончательная судьба: неоднократно слышали мы от Алика и от других наших общих знакомых истории о печальных концах, разбитых судьбах и уничтоженных надеждах, возносившихся первоначально столь высоко и потом - в  один момент - дававших резкий крен с фатальным исходом под занавес. Очень редко кому из них удавалось достичь конечной цели, не спалив крылышек и не поломав лапок - под действием многочисленных суровых факторов и обстоятельств, определявших всю их судьбу от начала до конца. Начало - где-нибудь в отдалённой глуши и копоти маленьких городков или областных центров - выталкивало их на широкий простор, приучая к свободному полёту - вначале всё выше и выше - пока благословенный поток не заносил небесные создания в один из мировых центров, где - обосновавшись и пристроившись - можно было уже полностью распустить крылышки: так и трепетавшие от сознания достигнутого положения и потенциальных возможностей. Однако по ходу времени оказывалось - почти всегда - что возможности так и не становятся реальностью: слишком уж много приходилось отдавать за само право на подобные занятия, остававшегося же явно не хватало на все те желания, которые побудили и заставили вынырнуть из неизвестности. И что же происходило дальше? Дальше начинался путь вниз: крылышки сморщивались, парение уже не было таким лёгким и скользящим, со многими желаниями приходила пора расставаться, да они и сами становились всё более простыми и приземлёнными: как бы просто уцелеть и выбраться из этой мясорубки и не превратиться - при неудачном стечении - в кусок сочного аппетитного фарша на выходе.

Пытавшимся рисковать - чтобы добиться-таки высокой цели - далеко не всегда везло в этой жизни: именно они достаточно часто заполняли разделы криминальной хроники, где описывались страшные подробности об обезображенных трупах, выловленных в пруду, найденных в каких-нибудь руинах или случайно выкопанных отощавшими брошенными собаками: шансов попасть в подобный переплёт у них было намного больше, чем у случайных, ни в чём не замешанных посторонних людей. Лишь единицы выкарабкивались и достигали чего-то, превращаясь со временем во вполне преуспевающих и независимых бизнес-вумен, спрятавших концы и принявших новый облик, при помощи которого теперь уже можно было дразнить окружающих и издеваться над прошлой жизнью: смоловшей и превратившей в труху бесчисленные стаи разноцветных ночных бабочек и мотыльков.

Та красотка с собачкой: очень было даже возможно, что и она тоже - по всей видимости, в прошлой жизни - была причастна к этой индустрии. Алик - торопливо и с придыханием - уже вовсю разливался, отойдя после пережитого волнения: теперь он старался принизить несостоявшееся, вспоминая недостатки уже бывшей подруги и любовницы: по его словам, она была суховата и не так уж много радости на самом деле проявляла в предыдущие визиты Алика в эту тихую спокойную заводь, населившуюся теперь уже не такими мирными обитателями. Я полностью был солидарен с ним: судьба сестры заметно волновала меня, и предстоящее возможное повышение её мужа - до статуса бригадира - могло принести кроме денег ещё и тревогу: связанную с безопасностью и даже жизнью.

Никогда не предполагал я, что дело может зайти так далеко: человек всего лишь со средним специальным образованием не мог бы, конечно, претендовать на самые интеллектуальные виды деятельности - вроде бухгалтера или банковского служащего - но видеть его в таком  качестве было слишком обидно. Мне припомнилась статистика: человек, пополнявший стройные ряды, завершал свой земной путь в среднем спустя семь лет, так что положению сестры вряд ли можно было позавидовать: повышение статуса безусловно уменьшало этот срок, подрывая основы спокойствия и уверенности и делая её потенциальной вдовой.

Я поделился с Аликом горькими мыслями: я хотел сочувствия и поддержки, но совсем не в том настроении находился он теперь: высказав вкратце то, что он думает о братве - особенно любящей костюмы от “адидас” - он снова обратился к животрепещущей теме. Интересующие нас создания могли - скорее всего - собираться в районе центральной площади, где - по воспоминаниям Алика - раньше находились две забегаловки. В одно из заведений он даже как-то раз наведывался: решив пропустить пару бокалов то ли перед очередной встречей, то ли сразу после: он не помнил деталей и подробностей, и только благодаря хорошей зрительной памяти надеялся сейчас быстро найти это место. Мы подходили к концу тропы: дома теперь виднелись не только слева, но и прямо по курсу: мы вышли наконец в более заселённые места, где был асфальт и попадались люди, отдыхавшие в тёплый субботний день. Несколько женщин окружали песочницу с возившимися там детьми, навстречу нам попалась влюблённая парочка - сразу свернув куда-то вглубь леса; только подвыпивший мужичок на скамейке нарушал идиллию внятным бормотанием и редкими всплесками активности: в ответ на что женщины боязливо вздрагивали и оглядывались, и одна из них - постарше - что-то говорила успевшему уже нагрузиться соседу по дому или даже родственнику. Мы прошли мимо: ни к чему нам были сейчас неоправданные столкновения или выяснения отношений в достаточно враждебном окружении. Здесь ещё продолжался чисто жилой массив с четырёх- и пятиэтажными хрущёбами, и мы взяли курс наискосок - к главной трассе - которой следовало придерживаться для скорейшего достижения намеченной цели.

До станции железной дороги оставалось не слишком далеко, и мы не стали садиться в автобус, подкативший к оказавшейся на нашем пути остановке: мы ведь не знали маршрута и конечного пункта назначения, и не стоило рисковать напрасно. Вдоль главной трассы было сейчас оживлённее и наряднее: машины всех видов и расцветок так и шуршали во всех направлениях, обдавая нас порывами ветра, ставшего по-летнему тёплым и влажным: дождь так и не собрался с силами, и лёгкая взвесь плавала над землёй и обволакивала всё вокруг тонким туманом, заметным только в глубокой тени.

Здесь снова - как и рядом со станцией - обнаружились следы неутихающей борьбы за руководящее кресло: все дома - идущие вдоль трассы - оказались облепленными фотографиями и лозунгами, в большинстве чёрно-белыми, сменявшимися местами на более дорогую и изощрённую продукцию. Пухлые физиономии - искажённые халтурной работой расклейщиков - странно улыбались или весело подмигивали, а в одном месте - на уровне третьего этажа - голова одного кандидата явно вырастала из тела другого, причём авторы неприличности явно не продумали до конца свою провокацию, потому что изображения создавались в отличающихся форматах. Трёхметровый уродец-гидроцефал стоял в вольной позе с засунутыми в карманы брюк руками, за его спиной теснились мелкие фигурки людей - спресованных наподобие шпрот в открытой консервной банке - и всё это скопление располагалось на фоне современных многоэтажных домов-громадин, уходивших куда-то в облака. Лозунг гласил - “Я пришёл дать вам небо” - не расшифровывая дальнейшего, однако панельные конструкции фона явно намекали на обещание кандидата заняться многоэтажным строительством. Маленькие люди за спиной - то ли соратники по борьбе, то ли страждущие - что совершенно немыслимо было разобрать в данной композиции - явно не были против: не исключалось, что они являлись даже первыми счастливцами, опробовавшими новое современное жильё, и теперь готовы голосовать за отличившегося кандидата: всеми руками и ногами одновременно.

Сложность заключалась только в том, что нигде не было видно фамилии: часть плаката с местом для неё - под ногами претендента - явно была отодрана, так что при желании к телу в чёрном солидном костюме можно было приставить любое вместилище умных и правильных мыслей. Композицию дополняло матерное слово, нарисованное синей краской посередине широкого лба: заставляя задуматься уже о моральных качествах претендента. В целом же результат многократной доработки можно было оценить как боевую ничью, не дававшую преимущества и заставлявшую прикладывать силы по другим направлениям, обещавшим больше выгоды.

Уродец произвёл на нас впечатление, и мы стали присматриваться ко всем композициям, попадавшимся по пути: скалящиеся изображения другого претендента - среднего книжного формата - пугали аборигенов чуть ли не с каждого фонарного столба, красуясь на стенах домов иногда даже целыми блоками и рядами: могучее здоровье - выраженное при посредстве пухлых щёк, полных комплектов зубов, а также уверенного цепкого взгляда - обещало стабильность и крепкий порядок, который уж точно наведёт кандидат в случае избрания. Примерно в таком духе были составлены призывы и обещания, лепившиеся по бокам устойчивого надёжного профиля. Единственным недостатком был цвет: сторонники кандидата рассчитывали, видимо, победить всех количеством афишек, созданных в чёрно-белой цветовой гамме, и изображения выглядели мрачновато и тяжеловесно, вызывая из памяти образ мясника из продовольственного отдела магазина.

Значительно интереснее были листовки уже кандидата от партии: что всячески выделялось и подчёркивалось, побуждая рядовых членов без всяких сомнений сплотиться вокруг и отдавать именно ему свои голоса, склоняя к этому также всех, кого только можно. Красные тона с вкраплениями синего создавали приятное для солидного господина обрамление, а аккуратная стрижка вместе с очками придавали холёному лицу интеллигентность и цивилизованность, и тем самым успокаивая противников партии, могущих по сложившейся привычке заподозрить её в кровожадности. Лицо явно говорило - “ну что вы, это же было давно, и безусловно неправда” - выдвигая новый облик с несколько видоизменённой начинкой: кандидат не обещал всё окружающее отобрать и честно поделить - удовлетворив многочисленные надежды и чаяния - нет, он обещал позаботиться о всеобщем благе и процветании, дав каждому самое необходимое, без чего тот просто не сможет продолжить свой земной путь. Запросы сторонников при этом, разумеется, находились на первом месте, выделяясь красным цветом, что вызывало большие сомнения: а хватит ли на всех имеющихся ресурсов и не придётся ли потом закрывать лавочку и пускать её с молотка за долги: вызванные столь легкомысленным поведением.

Однако вряд ли на самом деле он стал бы заниматься подобной глупостью: повыступав и покривлявшись - что требовали просто законы жанра - даже он вынужден был бы считаться с уже сложившимися реалиями, так что едва ли жители городка сильно выиграли или проиграли бы при любом из возможных исходов. Любой из оставшихся претендентов - а кроме лидирующей троицы мы обнаружили ещё четыре фамилии - также наверняка не внёс бы ничего существенного в имеющийся порядок: молодая женщина - явно торговка - по причине видимого отсутствия интеллекта не смогла бы наломать слишком много дров; военный - в полковничьих погонах - вполне мог оказаться каптенармусом, обеспечивавшим тыловое хозяйство, от чего было рукой подать до столь привлекательной штатской должности. Ещё двое обнаруженных нами соискателей вряд ли имели малейшие шансы: блондинистый инженеришка и господин невнятного возраста, профессии и национальности скорбно взирали с чёрно-белых оттисков, уже заранее соглашаясь на роль фона и антуража.

Мы втянулись в занятный процесс: повсюду были видны следы неутихающей борьбы за столь привилегированное место под солнцем: неприличные надписи так и мелькали вокруг, затрагивая весь спектр смыслов и оттенков, и дополняясь и конкретизируясь графическими изображениями: в одних случаях предпочтение давалось свиному рылу, маленьким копытцам и аккуратному хвостику, изображаемому с круглыми завитками; несколько реже встречались рожки, длинная козлиная борода и отросток, начинавшийся со спины и торчавший куда-то вверх и в сторону. Самому упитанному из кандидатов любители живописи придавали облик медведя: мохнатые уши занимали почти всё пространство в верхней части, дополняясь толстым брюхом и лапами, способными подмять под себя весь этот городок со всеми его домами, организациями и жителями.

Сравнительно мало места занимали здесь совершенно неприличные и скабрезные подробности и дополнения: кое-где - на редких фигурах в полный рост - неумелыми художниками подвешивались-таки целые гроздья и колбаски, символизируя половую принадлежность кандидата, но только в одном месте мы обнаружили явное несоответствие размеров: при наличии такого груза бедняга просто не смог бы устоять на ногах; если причиндалы не отвалились бы от собственной тяжести, облегчив ему всю последующую жизнь.

Даже единственная женщина не избежала здесь пристального внимания: ей придавалась внешность то ли лисички, то ли белки, что выглядело совсем не так обидно. Лишь однажды на неё ополчились по-настоящему: выступающие длинные клыки намекали на вампирское происхождение, удачно дополнявшееся массивными кольцами в носу и ушах, седыми грязными космами под цветастым платком и ступой с помелом: профессиональными принадлежностями настоящей бабы-яги.

Здесь явно не скучали и с интересом проводили время - особенно в вечерние и ночные часы: сторонники разных кандидатов вряд ли рискнули бы заниматься настенной живописью среди белого дня; однако у нас не было выбора: решив также внести скромный вклад в общее дело, мы подождали, пока в пределах видимости не станет безлюдно, после чего приделали одному из претендентов шутовской колпак с бубенчиками и пышные развесистые усы, употребив валявшиеся на асфальте обломки кирпича. Подвернувшиеся инструменты, конечно, не шли в сравнение с цветными мелками и краской - использованными в большинстве случаев до нас - но для поднятия настроения годилось и это: весело заржав, мы двинулись дальше вдоль основной местной магистрали, но - оторвавшись от предыдущего и переведя взгляд на стену следующего жилого дома - мы застыли на месте, сразу же вернувшись мысленно к тому, что было главной целью сегодняшней поездки.

Блестящая юная красавица - метров в пять высотой - возвышалась над всей пошлостью повседневной жизни, уперев руки в бока и игриво отставив ножку в достаточно понятной - особенно Алику - позе, зазывно улыбаясь и притягивая к себе внимательные мужские взгляды. Призыв гласил - “Всего за полцены!” - побуждая всех состоятельных представителей мужского пола срочно бежать за деньгами и становиться в очередь: именно так мы восприняли огромный плакат, отвечавший насущным запросам и желаниям сегодняшнего дня, так что даже удивительно показалось нам: как могло подобное очутиться на стене жилого дома, где обитают в том числе и семейные пары, имеющие детей. Алик прямо на глазах приходил в возбуждение: он уже буквально спрашивал - ну где это, где? - обшаривая всю гигантскую площадь в поисках телефончика или иным образом определённой дислокации. Я присоединился: что-то здесь было всё-таки не так, не могла реклама интимных услуг висеть столь нагло и открыто на виду у всего города, но только дойдя до самого низа - под красивыми ножками в длинных коричневых сапогах - я понял горькое заблуждение и ошибку: старинными вензелями там было выписано название местного супермаркета с подробнейшим указанием адреса и проезда, а также телефонов, по которым можно было дозвониться в случае большой нужды.

Я ткнул пальцем; Алик грубо выругался: сегодняшние неудачи стали надоедать ему, привыкшему преимущественно к победам и достижениям, и ничего не оставалось, как двинуться в определённом уже направлении с горячей невыветрившейся пока надеждой наверстать упущенное.

Поздновато уже было для заведения новых знакомств, и мы делали ставку только на одно; однако первое кафе - оказавшееся на долгом тернистом пути - было закрыто на ремонт. Мы расспросили прохожих: нам объяснили, как пройти ещё к одному - первому и единственному здесь заведению - способному помочь в нашем непростом деле. Путь оказался коротким: следовало пройти ещё один квартал и свернуть направо: уже издали мы увидели скопление автомобилей у невысокого приземистого строения, сразу выдававшего его принадлежность и особый статус среди других домов ближних окрестностей.

Здесь стояла не стандартная бетонная или кирпичная коробка без довесков и украшательств - нет! - обширный пустырь позади главной линии застройки занимало нечто, напоминавшее азиатскую пагоду или иную конструкцию, явно смоделированную по азиатским образцам, уводившим в глубь столетий. Уступчатая крыша невысокими разнокалиберными ступеньками поднималась к вершине, переливаясь узорчатой резьбой ярких цветов и оттенков. Широкой плато наверху - насыщенного синего цвета - контрастировало с названием, составленным из жёлтых контуров достаточно затейливого вида. Буквы ровно горели, освещая и без того залитую солнцем улицу, являясь вторым дневным светилом. Размерами и формой выделялись три буквы “а” - на первой, третьей и пятой позициях - а само слово растянулось на всю длину плато, привлекая подобно солнцу всех, кого только можно.

“Афанасий” - гласило имя, вызывая в памяти поход и долгие странствия, после которых любой путник должен обязательно достичь надёжной гавани и бросить якорь: его уже ждут там и всегда готовы накормить и обогреть, предоставив всё самое ценное. Четырёхколёсные посудины - обступавшие здание со всех сторон света - говорили о процветании дела, чему дополнительно способствовало отсутствие конкурентов в ближайших окрестностях: на некоторое время вперёд. Средства передвижения были собраны со всего мира и очень сильно отличались друг от друга по датам производства: здесь не хватало лишь явного антиквариата, и новейшие модели “бмв” мирно уживались с развалюхами тридцатилетней давности, многократно ремонтированными и покрашенными.

Рослый парень у входных дверей - специалист по единоборствам, а также по выносу тел в случае большой нужды - ощупал нас взглядом, но так ничего и не сказал, пропуская внутрь. Колокольчики у входа легонько звякнули, приветствуя наше появление, и мы получили возможность оглядеться по сторонам в поисках временного пристанища на ближайшую пару часов.

Заведение было переполнено разнообразнейшей публикой, гомонившей и перебивавшей ровным шумом взвизги оркестрика, приладившегося в дальнем от входа конце зала. Натужные пассажи саксофона никак не могли повлиять на общее праздничное состояние людей, пришедших сменить обстановку и оттянуться: долгая неделя, наполненная тяжкими трудами и лишениями, переходила здесь наконец в противоположность, чтобы раствориться и выпасть кисло-горьким осадком на дне кружек и стаканов, которые завтра вечером следовало опять отставить в сторону: до новых выходных. По крайней мере мы не могли себе позволить излишнее увлечение подобным в рабочие дни, когда требовалась максимальная внимательность и собранность, и заметное отклонение могло бы привести к тягчайшим последствиям.

Не знаю, как обстояли дела с этим у завсегдатаев: может, кто-то из них и мог каждый раз наклюкиваться до поросячьего визга, после чего местные работники складировали их в средства наземного транспорта, отправляя по заранее определённым адресам. Однако мы были лишены такой возможности, и совершенно с другой целью оказались мы здесь в тёплый субботний день, который вскоре должен был перейти в вечер.

Высматривая подходящую диспозицию, мы прошлись мысленно по пёстрой ячеистой структуре зала. Столики на четверых занимали большую часть пространства, утыканного расписанными колоннами, так что посетителям и официантам непросто было лавировать среди грузных скоплений, изрыгавших брызги смеха и пива, смешанного с водкой и шампанским. Небольшие куски свободного пространства оставались лишь у входа, длинной стойки с левой стороны и перед оркестриком, пускавшим пузыри уже из последних сил: пятачок безусловно предназначался для танцев, однако в данный момент никого уже не соблазняли тускнеющие звуки, исходившие из дальнего от нас угла. Только там мы обнаружили прорехи во вполне завершённой композиции: я двинулся первым сквозь бурливое шумное лежбище, а Алик пристроился в кильватере, заодно высматривая по сторонам так интересовавшие нас в данный момент объекты.

Единственный столик, подходивший для наших целей, находился почти рядом с оркестром: пожилой бородатый мужчина занимал один из стульев, не претендуя на оставшееся пространство. Он как раз дожёвывал огромный пахучий бутерброд с топорщившимися усиками зелени, помидорами и колбасой посередине, и - судя по количеству скопившейся опустевшей посуды - должен был заканчивать трапезу. Во всяком случае он не стал возражать против нашего соседства: мы с Аликом уселись друг против друга, и в ожидании официанта приступили к осмотру прилегающей местности, а также меню, обнаруженного на заляпанной скатерти среди салфеток и посуды.

Список еды составляли три страницы, покрытых мелкими убористыми крючочками, явно распечатанными на принтере. Я углубился в изучение, предоставив Алику возможность заняться напитками, не слишком налегая на градусы: впору для нас сейчас было бы что-нибудь лёгенькое и целебное, способное взбодрить и поставить на ноги. Размышлял он недолго: бутылка красного вина и две банки пива вполне годились для наших целей, не выходя за рамки разумного и в финансовом отношении: некоторые пункты списка - особенно в верхней части - очевидно были рассчитаны лишь на очень обеспеченную публику, чьи лимузины были припаркованы сейчас снаружи.

Моя же задача выглядела намного сложнее: из сотни с лишним составляющих скомпоновать нечто съедобное и достаточно приятное на вид, запах и вкус, после чего не нужна будет медицинская помощь и поддержка. Сложность усиливалась тем, что далеко не все названия состояли из родных и привычных нам слов, бездумно и по-тупому трансформировавшись из романских и германских языков в кириллицу: моего образования хватало, чтобы понять это, но состав и происхождение блюд почти во всех этих случаях тонули во мраке. В разделе горячих закусок знакомыми пунктами являлись морские деликатесы - креветки, омары и осьминоги - разбавленные чем-то французским и вроде бы даже китайским. Среди холодных закусок был соблюдён паритет: разнообразные салаты заполняли почти целую страницу смесью из всевозможных продуктов, не всегда - на мой взгляд - совместимых друг с другом. В компании горячих блюд мелькнуло лишь несколько иноземных сочетаний, обложенных со всех сторон мясными и рыбными деликатесами. Раздел супов я проигнорировал. Самые куцые списки - гарниров и десертов - оказались самыми приятными: сознание больше не спотыкалось на непонятных комбинациях букв и ингредиентов, и только на финишной прямой слегка запнулось, но с честью выдержало испытание.

Для начала я отметил два салата оливье, потом для себя выбрал заливное: с куда большим почтением я относился к рыбе, чем к мясу. Нечто из кальмаров - на мой взгляд - должно было сочетаться с жареным картофелем, а фрукты могли сыграть и дополнительную роль: в качестве приманки. Из представленного списка Алику понравились лишь оливье и фрукты: только после консультаций и препирательств мы подобрали ему недостающее - бифштекс с рисом и овощным салатом - и стали дожидаться официанта, занимавшегося соседним столиком.

Сотрудник рассчитывался и принимал деньги у компании, оккупировавшей смежную территорию, а наш сосед - по всем признакам - также готовился покинуть заведение: он уже нагрузился как следует, и дальнейшие планы явно связывал с другими местами и дислокациями. Он сделал приглашающий жест официанту: подведение итогов требовало присутствия всех заинтересованных сторон, тем более что стопка грязной посуды выглядела серьёзно и внушительно, вызывая уважение к внутреннему метражу его желудка.

Официант наконец освободился и подошёл: минут пять ушло на составление баланса, причём - как мы смогли разобрать - по поводу одного пункта программы возник вопрос: а заказывал его посетитель или не заказывал? - однако он не стал вдаваться в детали и заплатил столько, сколько стояло в счёте. Нам это не понравилось: значит, здесь могут и нагреть? - однако у нас не было заметного выбора, и другие официанты - занимавшиеся другими столиками - могли оказаться ещё большими ловкачами и жуликами. Мы продиктовали полный список, добавив чуть не забытые хлеб и пару булочек с маком; сотрудник прилежно записал и унёсся: я специально проследил за маршрутом его движения: первоначально хаотичные перемещения довольно быстро привели его куда следовало, и у нас были все шансы достаточно скоро получить обозначенный заказ.

Пока мы занимались предварительной подготовкой, куда-то исчезли музыканты, окончательно выдохшиеся и испускавшие под занавес уже набор бессвязных звуков. Некоторое время стояла тишина: мы уже думали, что они ушли отдыхать, и спустя час или два вернутся - подкрепив ослабевшие силы. Однако мы не предусмотрели всего: незамеченная первоначально дверца в нескольких метрах от площадки широко открылась и выпустила новую смену: двое совсем молодых ребят несли гитары, двое постарше сгибались под тяжестью конструкции, заполненной клавишами и многочисленными тумблерами и переключателями, а замыкала делегацию совсем юная девушка в короткой юбочке и розовом платье, хорошо обозначавшем главные достоинства.

Как раз перед этим мы обменялись горькими предварительными выводами: все замеченные нами молодые красивые девушки были, увы, неодиноки: в одних случаях они безусловно являлись жёнами - что подтверждалось наличием колец на пальцах рук или детьми, обильно получавшими советы и подзатыльники; очень много здесь было явных любовниц, отдыхавших с покровителями и отмечавших свободный выходной день, чтобы потом отправиться дальше, завершив его в приятном уединении. Алик - как более опытный из нас - смог отметить в общем хаосе несколько более перспективных целей: он сразу обратил моё внимание на маленькую шатенку в двух столиках от нас, дымившую как паровоз и раскатисто смеявшуюся над шутками соседей по столу - двух рослых бугаёв с уже знакомыми нам повадками. Она, увы, была явно занята на этот вечер, а также на целую ночь вперёд, и нам пришлось обратиться к другим объектам, не лишённым определённых достоинств.

Опять же Алик распознал в компании, оккупировавшей полностью столик в другом направлении зала - очевидных представительниц нужной профессии: две брюнетки были вызывающе накрашены и одеты, только они уже обеспечили себя работой в виде двух солидных плешивых мужчин в дорогих костюмах, и вряд ли решились бы на смену заказа. Менее очевидными нам показались ещё два случая в пределах видимости: рослая шатенка недалеко от стойки могла просто наклюкаться, вследствие чего она и производила странные движения руками и головой, а ещё одна девица могла оказаться наркоманкой, в поисках дозы способной и согласной на всё, что только предложат. Как сторонники здорового образа жизни мы ни в коем случае не хотели поощрять её: тем более что несколько позже выявилось её соседство с рослыми крепкими ребятами, вряд ли согласящимися одолжить её на вечер.

Больше нам, к сожалению, не удалось отметить ничего заметного и примечательного: наплыв клиентов, похоже, заставил многих уже покинуть заведение, и жалкие резервы вряд ли в состоянии были заполнить получившуюся брешь; во всяком случае никто не спешил к нам с предложениями, что заставило нас уже полностью переключиться на готовящееся представление.

Музыканты уже были на месте: они подключили инструменты и занимались их настройкой и доведением до правильных кондиций. Двое пощипывали гитары, ещё один опробовал клавишные, четвёртый же участник расположился у доставшихся по наследству барабанов, и прилаживал теперь громоздкую конструкцию в наиболее подходящую форму. Только девица лениво посматривала по сторонам, отрешившись от происходящего: она походила на солистку, готовящуюся выплеснуть заряд энергии и смутить общий покой, обусловленный обильной едой и выпивкой под приятную музыку. Здесь готовилось нечто - о чём поспешил объявить высокопоставленный сотрудник заведения: специально ради этого он пронёсся метеором через весь зал и - стоя на возвышении рядом с нами - оповестил всех о радостном событии. Значит, здесь на самом деле пролегает маршрут, по которому движутся все восходящие звёзды, готовясь взойти на самый небосклон? Мы были обрадованы таким известием, и хотя название группы оказалось нам совершенно незнакомо, мы ничего не имели против: поприсутствовать на бесплатном концерте молодых начинающих музыкантов было достаточно интересно.

Конферансье улетел обратно - по основным делам - предоставив всем возможность оценить новичков. Они на самом деле были очень молоды: старшие - клавишник и ударник - вряд ли перевалили за двадцать пять, гитаристы же были ещё на два-три года моложе; что же касается предполагаемой солистки - на которую Алик успел положить глаз - ей было лет восемнадцать, и предварительное впечатление говорило в их пользу: они выглядели довольно живописно, но не вызывающе, и теперь оставалось увидеть их в деле и понять: чего они стоят уже по существу.

Наконец они выстроились: на секунду они все замерли, а потом осторожно и аккуратно вступил клавишник. Подключилась одна гитара, потом вторая, бухнул барабан - проверяя прочность конструкции - и длинное ухабистое вступление начало разматываться перед плотно закусывающей аудиторией, начинавшей уже проявлять некоторый интерес.

С чем-то подобным мы сталкивались и раньше: довольно длинное заунывное начало перешло в основную фазу, причём солистом оказалась не девица, а один из гитаристов. Хрипловатым гнусавым голосом он тянул внятную, вполне различимую мелодию, где-то уже явно встречавшуюся. Набор слов не играл существенной роли: их спокойно могли заменить другие слова с другом смыслом, так что подобная изоморфность вызывала не лучшие чувства: подобие музыки, слов, а также манеры исполнения наводила на крамольную мысль и о подобии самой группы бесчисленным предшественникам и учителям, у каждого из которых было что-то обнаружено и позаимствовано.

Девица тоже не бездельничала: она старательно сопровождала мелодию плавными покачиваниями всего тела, стоя слева от солиста и стягивая на себя дополнительное внимание зала - особенно мужской половины. Это безусловно давало результат: внимательные цепкие взгляды давно уже ощупывали гибкое привлекательное тело и задорное личико, а также копну рыжих волос, мотавшуюся во все стороны и периодически задевавшую микрофон, находившийся перед нею. Значит, он ей ещё понадобится? Догадкой я поделился с Аликом, вовсю теперь поедавшим глазами столь лакомое аппетитное блюдо. Хрустящая корочка явно скрывала нежную ароматную начинку, где среди сладости и амбры должны были попадаться более терпкие составляющие, способные взбодрить и дать новые чувства и ощущения. Вероятно, так же оценивали ситуацию и ещё некоторые из присутствующих, так что у Алика имелась целая куча опасных соперников и конкурентов: но наверняка никому из них не светило и просто не могло повезти в этой обстановке и при этих условиях: безусловно один из участников группы был её близким другом, а все вместе они образовывали защитный барьер, преодолеть который смогли бы только чрезвычайные усилия и обстоятельства.

Но за неимением лучшего пока имело смысл понаблюдать за выступавшими на сцене. Первый номер программы успешно завершился - угаснув наподобие эха, многократно отразившегося от скал и каменной насыпи. Они поехали дальше: солистом снова оказался тот же участник - тонкий и измождённый с виду парень с длинными кудрями до воротника - так что хотелось даже пригласить его за стол и накормить до отвала - но композиция пошла более живая и целеустремлённая. Девице наконец пригодился микрофон: она уменьшила амплитуду движений и стала подпевать, чуть приоткрывая достаточно большой - как теперь выяснилось - ротик. Голосок у неё оказался вполне приличный: иногда она даже почти доставала безголосого солиста, что вызывало удивление: почему ей не предоставлено главное место у микрофона и отведена лишь вспомогательная роль? Мелодия растекалась по залу, вызывая интерес у новых посетителей, занимавшихся до того поглощением еды и напитков, а также тесным общением с ближайшими соседями. Одна парочка даже покинула насиженное место, и теперь мерно двигалась на свободном пятачке, не таком уж на самом деле обширном. Мы всё ещё ждали официанта: он находился в глубинах заведения и ничем пока не мог нас порадовать. Мне тоже захотелось присоединиться, и только отсутствие партнёрши заставило усидеть, однако Алика не смутила такая мелочь: некоторое время он, видимо, примеривался к ситуации, и потом отбросил церемонии в сторону, выскочив к самой сцене и встав напротив не ожидавшей подобного девицы.

Он явно мешал ей: настроенной на общение со всем залом - безличным и аморфным скоплением - ей при пришлось вдруг учитывать наличие моего друга и попутчика - ловкого и красивого парня - вовсю теперь старавшегося произвести впечатление: у него оставалось много сил, не израсходованных по назначению, и явные намёки - в виде характерных телодвижений - как бы приглашали её составить компанию. Кое-где уже смеялись: Алик оказывал действие не только на артистов, вынужденных теперь считаться с его присутствием; они не могли просто прерваться и попросить его отойти в сторону, хотя, возможно, я ошибался и дело обстояло иначе: он создавал ажиотаж и способствовал их успеху.

Подтянулось подкрепление: ещё парочка захотела воспользоваться возможностью, заполнив большую часть остававшегося пространства. Они уже столпились вокруг площадки, закрывая многим видимость и позволяя Алику заигрывать и строить глазки: он попал в родную стихию, и его не надо было учить наведению мостов или закладке фундамента под ожидаемое, что должно было начаться здесь, приведя после цепочки встреч к естественному исходу.

Возможно, он вполне серьёзно относился к своей затее, вот только объект желаний никак не реагировал, выдавая отстранённость и равнодушие. Теперь роли на площадке изменились: наконец-то именно ей досталась солирующая партия, что благотворно отразилось на ситуации: на фоне предшественника она выглядела более убедительно, скрашивая несовершенство опуса ощутимыми вокальными данными. Она полностью отдавалась пению, и на долю Алика выпадала лишь обезличенная волна тёмной опасной энергии, способной разрушить всё до основания и развеять в прах, что весьма странно выглядело для молодой красивой девушки: ничего зловещего или демонического не проглядывало до того сквозь вполне сформировавшиеся очертания рыжеволосой шустрой девчонки, теперь же она превратилась в фурию, испускавшую нечто угрожающее. Хотелось даже встать и прийти Алику на помощь: неужели до сих пор он не разглядел под яркой внешностью такого несомненного пугающего сочетания: острых длинных ногтей - которые так и хотелось обозвать когтями - горящих тёмных глаз и вроде бы даже удлинённых клыков в уголках рта, вызывавших из памяти фильмы ужасов, повествующие о вампирах.

Однако мой друг и напарник не реагировал на явные сигналы: вовсю разгулявшийся адреналин окончательно лишил его возможности трезво оценивать обстановку: как глупое доверчивое насекомое он летел на сладкий манящий запах, не замечая за красным цветком упругого стебля и сильных листьев и лепестков, готовых схлопнуться и захватить добычу, чтобы потом уже - в темноте и спокойствии - насладиться сочной спелой плотью, переваривая её и превращая в новые молодые растения.

Наконец дурман немного развеялся: протяжным криком она завершила свой номер и отступила вглубь. Она закрыла глаза и присела, а командование вновь принял основной солист и, видимо, организатор компании: уже с самого начала дав понять, что шутки кончились и готовиться следует к наихудшему.

К счастью, подоспел официант с готовым заказом: пока он расставлял многочисленные блюдца и тарелки, мне удалось привлечь внимание Алика: мы ведь планировали ещё и плотно перекусить, а его кривляния выглядели дурацкой затеей, способной лишь развеселить публику. Уже под нарастающий шум и грохотание он наконец занял место напротив, и очень вовремя ему удалось сделать это, потому что на площадке началось нечто грубое и тошнотворное.

Державшаяся до того в рамках приличия команда вдруг заиграла на порядок мощнее: они явно усилили громкость динамиков, но одним только этим дело не ограничилось: низкие частоты получили заметное преимущество, создавая вместе с синкопированным ритмом мрачное тяжёлое полотно, на которое накладывался голос, выплёвывавший в зал обрывки и междометия - даже у самой площадки неразличимые по смыслу и содержанию. Сам же артист - выхватив микрофон из держателя и оставив гитару - начал сложные метаморфозы: если вначале он отклонялся лишь вправо и влево, то после трансформации пошли уже неконтролируемо: он стал извиваться по всем направлениям как толстый неаппетитный червяк, и зал наконец не выдержал: что-то просвистело в воздухе, и с удивлением и тоской мы увидели, как по стене медленно сползают вниз кожура и мякоть большого сочного помидора.

Метатель слегка промахнулся: ненадёжная вертлявая цель давала немного шансов на успех - к счастью не реализованных - но при этом чуть-чуть пострадал один из участников: барабанщик был всё же задет сочной влагой, брызнувшей во все стороны, и теперь с яростью отряхивался от последствий неожиданного душа. Музыканты прервались: пару секунд они приходили в себя, и наконец солист громко позвал администратора. Мы заметили, что кто-то уже мчится на всех парах - готовый навести порядок и наказать виновных - так что когда разгорячённый сотрудник добрался до эстрады и занял позицию - мы уже были готовы к новому представлению.

Безусловно, он был возмущён и шокирован подобным хамством: что совпадало с мнением большей части зала. Все сразу заоглядывались в поисках хулигана, в одном месте возник шум, и тогда сотрудник, грозно нацелившись именно в том направлении, бросил наконец вполне естественный вопрос.

“Кто бросал?! Вы бросали?”- Он ткнул рукой в компанию, где явно подобрались крепкие мускулистые ребята, вряд ли согласящиеся легко оставить позиции. Сразу же один поднялся: слегка покачиваясь, он остановил пытавшихся вмешаться приятелей, и уверенно и нагло принял вызов.

“Ну я: охота дерьмоту всякую слушать. А дальше выпендриваться будут: у нас ещё найдётся.”- Он качнулся, и потом - с прищуром вглядевшись в противника - перешёл уже в атаку.-”А ты мне что-то возразить хотел?”

После наглого выпада мог быть только один исход: администратор должен был вызвать охрану, и тогда уже другие сотрудники - в полном соответствии с правами и обязанностями охранной службы - аккуратно взяли бы невежливых гостей под локотки и доставили их к выходу, на случай же сопротивления у них безусловно имелись весомые аргументы. Однако мы увидели другой сценарий: администратор почему-то смутился и виновато посмотрел на наглецов, совершенно проигнорировав грубость.

“А что же вам не нравится: молодые музыканты - восходящие звёзды - если вы не знаете. И в самой столице несколько раз выступали: в том числе и в дорогих клубах.”-”Вот и пускай дальше там выступают: а дерьма нам своего хватает.”- Громила довольно оглянулся в поисках сочувствия и поддержки - и сразу бухнулся на сиденье. Пронёсся гул: далеко не все, оказывается, хорошо встретили группу, и у выступавшего обнаруживалось много сторонников, с помощью различных способов выражавших теперь отношение: в одном месте захлопали, трое или четверо посетителей бросили одобрительные фразы, а ещё где-то горячо заспорили, не придя к единому мнению.

Администратор выглядел жалко и потеряно: я даже посочувствовал его дурацкому положению и испорченному вечеру, которые требовали теперь радикального вмешательства и возвращения в рамки минимальных приличий. В зале оказалось многовато всё тех же крепких ребят с непрошибаемым апломбом и животными повадками: это их машины заполняли прилегающие к зданию тротуары, и их девицы вкушали самое лучшее на заработанные нелёгким промыслом средства, вполне уверенно глядя в будущее, и только мы были здесь жалкими нищими и прихлебателями.

Наконец он решился: мы увидели, как сотрудник обсуждает что-то с солистом и барабанщиком: солист бурно вскинулся, возмущённо махнув рукой, что никак не повлияло на администратора, продолжавшего бубнить настойчиво и непреклонно. Потом солист что-то крикнул: мы увидели перекошенное злое лицо, слегка даже покрасневшее, обернувшееся ко всем по очереди: он дал им внятное указание. Сразу же они стали действовать: барабанщик и клавишник подхватили свою массивную конструкцию, и во главе с солистом они все вместе проделали обратный путь до дверцы в стене.

Значит, администратор встал на сторону хамов и наглецов, просто выпроводив не понравившихся им музыкантов? Это было что-то новенькое, не встречавшееся мне до сих пор. Я внимательнее пригляделся к виновникам скандала: совершенно явно это были заметные представители своей профессии, снабжённые главными отличительными чертами и атрибутами: квадратные подбородки под оловянными пристальными взглядами пугающе действовали на соседей, вынужденных мириться с агрессивным окружением, выглядевшим окончательными хозяевами заведения и заодно жизни, что проявлялось и в важнейшей для нас сфере: именно за их столами занимали место нужные нам сейчас кадры, и никаких шансов переманить их к себе у нас не было.

Тишина и молчание после ухода музыкантов длились недолго: всё из той же дверцы появились двое мужичков - уже среднего зрелого возраста - и с трудом притащили тяжеленные объёмные ящики. Они развернули и установили их: после подключения по залу растеклась приятная спокойная музыка, и мы наконец смогли приступить к активному поглощению доставленных заказов, не отвлекаясь больше на постороннее.

Алик снова заскучал: не находящие приложения силы заставили его с яростью наброситься на еду: со злостью он кромсал тупым ножом кусок прожаренного мяса и тут же глотал получившееся вместе с рисом и салатом, запивая всё из банки. Я попробовал вино: терпкий аромат подтверждал подлинность напитка, на самом деле выдержанного положенное количество лет в тёмных холодных подвалах где-то в предгорьях Кавказа; вместе с салатами оно воспринималось просто замечательно, заставляя подумать о новом заказе: о красной икре или, к примеру, о блинчиках, вполне прилично готовящихся в подобных заведениях.

Однако я не успел со своим предложением: разобравшись с основным пищевым массивом, Алик уже снова обратился в сторону зала, наметив на этот раз отдельное самостоятельное направление: его взгляд упёрся в длинную стойку бара с рядом сидений, частично сейчас заполненных, и я благословил его на новую попытку заполучить наконец то, ради чего мы приехали в этот тихий городок.

Я видел, как медленно и плавно он крадётся по залу, огибая столики и щедро разбрасывая улыбки по сторонам, совершенно не находящие однако адекватного приёма и ответа, что не слишком расстраивало теперь моего друга и попутчика: широким неводом он мог подцепить лишь случайную мелкую рыбёшку, вряд ли достойную серьёзного внимания, а курс корабля был заранее проложен в тёплые светлые воды, где плещутся и играют сильные привлекательные рыбины и русалки.

Я наконец увидел намеченную им цель: худая брюнетка у дальнего края стойки давно уже, видимо, была запеленгована и оценена по достоинству, и теперь мягкими кошачьими движениями - стараясь не спугнуть дичь - Алик подкрадывался ближе. Даже странным казалось: как это до сих пор она избежала общей участи, и Алик собирался исправить оплошность, надеясь на сговорчивость и доступность.

Он подошёл: я видел, как он улыбается и говорит - бойко и напористо - расшаркиваясь и одновременно давая понять, кто здесь важнее и значительнее, и в то же время выражая полную готовность служить и быть преданным. Она улыбнулась: дело пошло на лад, заставляя забыть о провалах и неудачах текущего дня: после нескольких сорванных поклёвок поплавок заходил в стороны, готовясь нырнуть под воду или плавно уйти в глубину. Алик был в родной стихии: разговоры один на один в приятной обстановке были ему так же близки и любимы, как и разъезды по всему городу на служебной машине в компании с непосредственным начальником, с безразличием взиравшим на мелкие погрешности Алика как на дороге, так и в личной жизни: какое ему было до них дело, если он не нарушал законов и официально действующих правил, в числе которых ничего не было насчёт супружеской верности и чистоты, а также соблазнения других женщин. Жёны друзей были, конечно, святым и недоступным исключением: скреплявшие нас дружеские чувства просто не позволяли ему покуситься на этот источник, да Алику и так хватало возможностей и средств, а постоянная нацеленность сильно облегчала задачу.

Так же и сейчас он опробовал традиционную схему: обаяние и живой напор оказывали заметное действие, и даже на расстоянии я ощущал появившийся интерес и отклик на шустрого занимательного собеседника: скучавшая молодая женщина уже ласково смотрела и улыбалась в ответ, обещая нечто большее как-нибудь попозже. Значит, он уже устроил свои дела? Можно было позавидовать Алику, но я-то ведь тоже приехал сюда с вполне определённой целью, имея достаточные основания и средства для её достижения. Ещё раз я огляделся: пьющая и закусывающая публика была малоинтересным зрелищем - особенно в подобном виде - и до сих пор отсутствовала главная составляющая, которая и привела нас сюда: молодые и привлекательные одинокие женщины.

Я снова занялся едой: не оставлять же было качественные и дорогие блюда, появляющиеся дома обычно по праздникам. Вино мне понравилось меньше: вряд ли оно происходило из того места, на которое указывала бутылочная этикетка, хотя и не было откровенной грубой подделкой: хозяева заведения наверняка знали о не вполне легальном статусе напитка, купив партию по сходной цене. Основные клиенты кафе - насколько я заметил - предпочитали более крепкие жидкости, и с ними-то наверняка всё было в порядке, тем более что качественное и полноценное производство было налажено буквально под боком: в том городе, откуда мы приехали в тёплый весенний день.

Я чуть не пропустил самого интересного: поднимая взгляд, я увидел красное лицо моего друга и попутчика в опасном окружении: он явно оправдывался перед рослыми крепкими ребятами, что не мешало им отвешивать сочные оплеухи. Молодая женщина - явный предмет раздора - бурно оправдывалась, вполне возможно, сваливая всю вину на Алика: нахального прилипчивого типа, навязавшегося ей, так что Алику вряд ли можно было позавидовать. Наконец они расступились: с бешеными злыми глазами он нёсся обратно, задевая чужие стулья и не извиняясь, и только его явно неадекватное состояние защищало его от нападок посетителей.

Он тяжело бухнулся и сразу хлебнул из рюмки.-”Видал цыпу? Эта стерва чуть меня не подставила: я такого сейчас наслушался... А ты тоже хорош: называется, друг.”-”И что я мог сделать: хотелось бы знать?”-”Хотя бы подошёл.”- Он разгладил волосы.-”Так что с цыпой?”-”Так: стриптизёрша. Вот только ребята её отошли, а она про это ничего не сказала. Хотя бы намекнула...”- Он грубо выругался, вспоминая всех местных потаскух со всеми их покровителями и ближайшими родственниками.-”А что стриптизёрша: будет выступать?”-”Сейчас нет: сказала, что после девяти, такой уж распорядок.”-”Понятно. Жаль.”-”Да здесь, как я понял, вечером только для своих. И нас бы всё равно выперли. Сволочи.”- Он бросил взгляд туда, где недавно пережил позор и унижение, и мне тоже захотелось ещё разок взглянуть на местную стриптизёршу: она уже загладила свой грех и радостно ворковала с одним из парней, попивая через соломинку жидкость из длинного бокала.

Мы снова заскучали: день перевалил за середину, так ничего и не дав нам до сих пор. Бурная жизнь в городке - таком тихом и невидном совсем недавно - превращала нас, столичных гостей, в людей второго сорта, для которых в наличии есть лишь грязная рухлядь и отбросы, или вообще ничего. Мне захотелось обратно: знаний Алика должно было хватить на поиски нужного нам сейчас, а деньги пока ещё лежали в укромных местах, дожидаясь своего времени.

Мы обсудили предложение: Алик выразил готовность. “Вот только доедим всё и допьём.” Всего оставалось ещё порядочно: румяные толстые булки вполне подходили к вину и фруктам, горкой поднимавшимся в стеклянной вазе. Алик не доел ещё основного блюда, так что теперь вовсю навёрстывал упущенное. Для начала я занялся апельсином: нож с закруглённым лезвием плохо резал пахучую оранжевую шкурку, и я достал из сумки собственный инструмент, годившийся для чего угодно. Апельсин с трудом разделялся на дольки и брызгал, так что я съел только половину, положив остаток в кучку мусора. Яблоко выглядело привлекательнее: жёлтая мякоть “голдена” и в самом деле оказалась приятнее на вкус, а остававшиеся ещё груши, бананы и виноград выглядели многообещающе.

Я передохнул и осмотрелся: всё выглядело по-прежнему беспросветно. Неожиданно возникли движение и взгляд: явно к нашему столу двигалась немолодая женщина, и даже мне была очевидна её профессиональная принадлежность, ярко подчёркнутая вызывающим платьем и косметикой, густо наложенной на лицо и открытую шею.

Пока она была далеко - ещё ничего не было ясно. Мой взгляд она, видимо, приняла за приглашение, и теперь уже точно стремилась сюда, независимо от нашей воли и желания. Я толкнул Алика и показал направление: он сразу скривился, выдавая оценку: совсем не того ждал он сейчас. “Это ты позвал её?” Я выразил возмущение: не совсем пока ещё я сошёл с ума. “Но в конце концов её в любой момент можно будет послать.” Алик хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли ставя мои слова под сомнение, но он так ничего и не сказал, когда женщина наконец добралась и плотной тенью нависла над столом, источая густой терпкий букет запахов.

“Ну что, мальчики, скучаете? А позаботиться некому: вижу, вижу... Может, угостите?”- Она слегка нагнулась и обдала нас слабым ароматом коньяка, прорвавшимся через другие составляющие. Мы не были против: Алик тут же налил драгоценной розовой жидкости в пустой неиспользованный бокал, а я специально подставил вазу с фруктами и достал за хвостик самую спелую виноградную кисть. Она приняла предложенное: по-хозяйски устроившись рядом с Аликом, она прилично отхлебнула и стала отщипывать сочные виноградины, сплёвывая косточки в руку. Значит, у неё ещё обнаруживались и явно деревенские замашки? Это было неприятным открытием, особенно в сочетании с другим: сразу же проявившимся интересом к Алику, что совершенно ему не нравилось и вызывало даже раздражение.

Однако женщина не обращала внимания: явно заметив наше безвыходное положение, она уже наметила себе цель и теперь понемногу старалась закрепиться на добытых позициях, расширяя плацдарм: она уже трепала Алика по щёчке - с нетерпением отворачиваемой - и призывно заглядывала ему в глаза, рассказывая с придыханием неясные подробности из прошлой жизни, так что ему просто приходилось выслушивать ненужные и наверняка приукрашенные сведения, с тоской ковыряясь в тарелке. Обычная галантность не позволяла Алику послать её в грубой форме: если с мужчинами он и мог позволить себе подобное, то при общении с женщинами он никогда не опускался до примитивного и хамского выяснения отношений, предпочитая молчание. Но сейчас обычное средство не срабатывало: я видел, как он краснеет и наливается злостью под монотонное кудахтанье сбоку, и даже позавидовал наглости курицы-несушки, сквозь все преграды рвущейся к цели.

Однако Алику, похоже, надоело такое положение. Он сделал мне знак - не пора ли сваливать отсюда? - и после одобрительного ответа обернулся наконец к настырной соседке.-”Всё, что вы рассказали, конечно, интересно, но нам уже пора.”- Она вскинулась.-”А вот я знаю тут одно местечко: и мы можем там продолжить - уже наедине. А?”-”Извини, красавица: может, как-нибудь в другой раз?”-”Ну как же в другой раз: а вдруг меня не будет, или я буду занята, или ты вообще не придёшь: кто тебя, шалунишку, знает? Может, ты тут в первый и последний раз: а какой хороший мальчик - да и приятель твой тоже ничего; а не хотите ли вместе - да, да! - оба со мною одной: у меня просто шикарная  койка - так что на всех места хватит - а возьму я совсем недорого: за подобные-то вещи. А насчёт качества и не сомневайся.”- Она прижалась к Алику, придавив его к стулу и склонившись сдобным рыхлым лицом над его лицом, что совсем уже не могло ему понравиться: уперевшись ей руками в солнечное сплетение, он с трудом избавился от тяжёлого груза, отжав её. Я приподнялся в поисках официанта: надо было спешить, стараясь не доводить дело до серьёзного скандала, потому что ближайшие соседи уже оглядывались, обнаружив новое для себя зрелище.

Когда наконец подскочил призванный мною сотрудник, выяснение отношений было в разгаре: дама обвиняла Алика в грубости и хамстве, призывая соседние столики поддержать её, на что - к счастью для нас - они никак не реагировали, наблюдая за спектаклем издали с безопасного расстояния. Официант тоже проигнорировал призыв: не для того он находился в данном заведении в данное время, следить же за порядком вообще  было работой совершенно другой службы, на что он и указал, смерив даму внимательным взглядом. “Они ведь вам пока ничего не задолжали?” Даме пришлось утвердительно кивнуть, после чего она завела речь об оскорблении, нанесённом только что на глазах свидетелей, и компенсации, способной всё загладить. Мы тут же возмущённо затрясли головами, призывая тех же свидетелей встать на нашу сторону, что произвело на официанта нужное впечатление. “Ну ладно: я приму у вас деньги за заказ, а дальше - если хотите - можете идти разбираться к администратору: вон там, видите?”- Он показал направление, и быстренько оформил нам счёт - явно не стесняя себя в точности и округляя цифры в нужную сторону - и только из-за сложности ситуации мы не стали требовать уточнения показателей и выложили требуемое, честно разделив пополам.

От дамы мы отвязались почти сразу: она разумно ограничилась одной сотней, посчитав инцидент исчерпанным. “Вот ведь стерва?” Выбираясь из заведения, Алик бормотал под нос ругательства, используя достаточно крепкие обороты: это ведь ему  пришлось выложить сто рэ за вещь, не стоившую ничего: совершенно к другому он привык за последние годы жизни, и против подобных ловкачей у него был достаточный иммунитет, и только общие неудачи дня служили ему и мне оправданием.

Всё ещё светило солнце: не так долго мы проторчали в заведении, насытившись телесно, но так и не получив главного. Удача явно не была на нашей стороне: срывы с крючка чередовались с обрывами лески, а клюнувшее и попавшееся наконец создание оказалось толстой пухлой жабой, явно не способной стать украшением в перечне побед и достижений. Алик всё не мог успокоиться: пока мы выбирались на главную трассу - ведущую к станции - он вспоминал и в деталях разбирал несостоявшуюся любовницу: кривой рот с золотыми фиксами в глубине, круглое личико и масляные наглые глазки, способные лишь отвратить тонкого ценителя и специалиста - каким себя безусловно он считал. Я безусловно соглашался: явно не для того мы организовали поездку сюда, принимая меры безопасности и захватив денежные запасы, теперь заметно истончившиеся. “Не ради этой же дуры?” Алик припоминал, куда ещё мог бы отправиться сегодня: три или четыре точки на карте наверняка были бы готовы к его приезду, и ещё парочка мест также могла оказаться приемлемой, только слишком поздно уже было для нового визита, и оставался путь домой: в семейное лоно.

Но для Алика это не было отдыхом: только в качестве обязанности воспринимал он собственное пребывание в квартире в свободное от работы время: и если домашние обязанности - вроде мелкого ремонта на кухне или в ванной - были святым, то уже от проверки уроков дочери он всеми способами старался отвертеться. Ссылаясь на троечный аттестат и всего лишь среднее образование, он перепоручал эту заботу любимой супруге: получившей хоть и вечернее, но всё же высшее образование. “А на что она тогда шесть лет угрохала?” Здесь он оказывался прав: вряд ли выполняемая ею работа требовала слишком высокой квалификации, явно же щадящий график оставлял достаточно времени и энергии. “А могла бы и дома сидеть: я - по-моему - достаточно зарабатываю.” Насколько я знал, дело было не в деньгах: она просто не хотела похоронить себя в домашних заботах, полностью подчинившись и доверившись мужу. У меня это вызывало уважение: я знал достаточно семейных пар, в которых жёны - получив поддержку в виде солидного заработка мужа - тут же пускались в свободное плаванье, выбраться из которого не всегда можно было с минимальным ущербом: они теряли квалификацию и расплывались бледными медузами под лучами яркого светила, и очень немногим - в случае крайней нужды - удавалось собрать себя заново и вернуться к полноценной жизни и работе.

Мы наконец выбрались из переулка: насыщенная жизнью трасса вела нас далеко отсюда, хотя и сопровождала дорогу новыми впечатлениями: кроме следов предвыборной компании здесь мы видели наконец все признаки центра местной жизни: отделение банка переходило в узел связи, а продовольственные магазинчики теснились в длинном приземистом здании, соседствуя с автосалоном, совершенно неожиданно вместившемся в старинном доме, на котором - вполне возможно - раньше висела табличка, ставящая его под охрану государства. Однако сейчас сквозь огромную витрину - вырубленную прямо в стене - мы разглядели вполне современный торговый зал, заставленный не менее современными машинами, и с большим трудом удалось мне удержать Алика, так и рвавшегося потрогать и рассмотреть вблизи блестящие лаковые поверхности.

За автосалоном обнаружился ювелирный магазин: под внимательным взглядом охранника - выглядывавшего из полуоткрытых дверей - мы миновали бронированное лицо заведения, делавшего явную ставку не на количество, а на качество продукции: один только золотой крест - зато очень большой - возлежал рядом с массивной цепью в середине композиции, несколько колец и перстней  - с разноцветными камнями  - устилали подножие, а наверху - явно не на продажу - была выставлена целая скульптурная группа, отлитая из золота и серебра. Безусловно, она имела отношение к ювелирному искусству, не являясь изделием ширпотреба, и мы не стали смущать охранника, коротко осмотрев ценные экспонаты.

Дальше начиналась площадь: мы даже не сразу поняли это, когда миновали последнее здание: перед нами открылась берёзовая аллейка - в два ряда, за которой находился пустырь - заполненный сейчас густой разноликой толпой, и только в глубине - за сотню с лишним метров - мы разглядели дом с греческими колоннами, придатком к которому и была площадь.

Раньше - без сомнения - дом принадлежал либо местной власти, либо здесь находился дворец культуры с кинотеатром и многочисленными секциями, на что указывали стенды для афиш, сохранившиеся в нескольких местах. Но совсем другой хозяин был теперь здесь: через весь фасад протянулась длинная разлапистая надпись металлическими буквами, так что мы не сразу смогли правильно прочесть название, путаясь в многочисленных приставках суффиксах и корнях, пока не добрались наконец до самого конца. Слово банк всё объясняло и ставило на места, выявляя - судя по всему - одного из местных хозяев жизни. “Вот ведь уроды: названьице придумали.” Я согласился с Аликом: где-нибудь на бланке такое длинное и пышное имя и могло бы выглядеть солидно и впечатляюще, вот только вряд ли кто-то из людей - без предварительной тренировки - мог выговорить это имя полностью: от начала до конца.

Вряд ли скопление людей имело отношение к банку: закручивавшиеся кольца совершенно не доходили до колонн и широкой лестницы, группируясь случайным образом в пределах открытого пространства. Мы заметили несколько машин: по всей видимости они и являлись ядрами, вокруг которых скручивались нестройные подвижные спирали, периодически выбрасывая протуберанцами отдельных людей, сжимавших пакеты или чем-то наполненные сумки. Значит, здесь что-то дают? Нам сразу стало интересно: необычность происходящего могла поправить наше траурное настроение, ещё раз доказывая бурную жизнь городка. Мы подошли ближе: броуновское движение, судя по всему, на самом деле регулировалось и находилось под контролем: внимательные и благодушные ребята - расположившиеся по периметру - наподобие овчарок стерегли послушное неопытное стадо, не давая разбежаться и наводя порядок в случае необходимости. Но не со всем, похоже, им удавалось справиться полноценно - хаоса и беспорядка здесь было явно больше - и только подойдя совсем близко, сквозь шум и толкотню мы увидели и услышали главных действующих лиц.

Трибунка, сооружённая в самом центре скопления, могла вместить лишь одного или двоих: временная деревянная конструкция возвышалась маяком света над морем мрака и невежества, озаряя его и одаривая вспышками мудрости. Вспышки производили двое: молодой и высокий - наш ровесник - верещал высоко и возвышенно, его сосед - в котором мы узнали самого упитанного из кандидатов компании - говорил тяжело и скупо, с трудом выбирая слова. Но даже динамики у подножия не могли разогнать тумана и пробить завесу: совершенно явно почти никто не прислушивался к выступавшим, занимаясь совсем другим - более приятным и полезным - для прояснения чего мы решились-таки влезть в это тёплое булькающее болото.

Далеко не сразу мы нашли конец очереди: толкотня и ругать не поделивших чего-то местных жителей сильно затрудняла поиск, и только большая настойчивость вывела нас наконец в правильное место. Поддатый мужичок - представившийся последним - оказался малоразговорчивым: возможно из-за количества выпитого. Ближайшие соседи также не захотели делиться информацией: одна женщина стыдливо отвернулась, другая же с подозрением оглядела нас. Разве здесь происходит что-то недостойное? Вряд ли в одном из главных мест города - на виду у всех - могли быть организованы вещи незаконные и противоестественные, так что мы не стали стесняться и громко - во всеуслышание - спросили о происходящем. Наконец нам ответили: молодая женщина обозвала мероприятие митингом по случаю предвыборной компании районного руководства. “Так это мы и так поняли! Мы не поняли: а чем вы тут занимаетесь?”-”А тут... агитация.”-”И чем это вас агитируют?”- Повисла тягостная тишина, подтвердившая неуместность и даже хамский характер вопроса: мы увидели, как все отшатнулись и враждебно ощетинились, и во все стороны побежала отливная волна; кажется, мы поняли смысл происходящего, нам только хотелось подтверждения и конкретизации увиденного - чем именно и в каком количестве соблазняют аборигенов, и какие силы здесь задействованы; но нам не дали такой возможности: мы уже видели, как несколько мордоворотов - только что благодушно настроенных - уже спешат в нашу сторону, расталкивая плотное скопление. Им явно стукнули, и теперь нас обкладывали со всех сторон, устраивая правильную облаву: двое шли из глубины толпы, и ещё двое отрезали нам дорогу, и только героический рывок мог спасти нас от расправы.

Безусловно, ни мне, ни Алику не хотелось продолжения знакомства: вот только мы не могли так же бесцеремонно расталкивать собравшихся, иногда проявлявших даже враждебность: кто-то вцепился в мою сумку, и несколько секунд я вырывался из плотных объятий, с тоской ожидая неминуемого. На краю толпы меня уже ждали: я бросился мимо огромного жирного увальня и сразу получил удар чуть пониже спины, только добавивший мне скорости. К счастью, он не пытался задержать меня: против подобного громилы я был абсолютно бессилен, а его соратники могли оказаться серьёзнее настроенными. Я подбежал к Алику, уже остановившемуся и ждавшему меня: ему удалось миновать опасность, и теперь он сочувственно смотрел в мою сторону.

Уже оказавшись рядом, я увидел, что он не один: большой куст черёмухи скрывал его собеседника - парня лет на пять моложе - быстро что-то моловшего, подхихикивая и кривляясь. Значит, у Алика есть тут ещё знакомые? Это было неожиданно: я посвятил Алика во все основные детали местных контактов, и вправе был ожидать того же от него. Я с интересом посмотрел на новичка: подвижная обезьянья мордочка сразу обернулась в мою сторону, и такая же обезьянья лапка вынырнула откуда-то из-за спины в надежде на рукопожатие. Я адекватно откликнулся: влажная потная ручонка слабо и нервно дёрнулась в моей руке - изображая приветствие - и он представился, растянув губы в улыбке. “Костя.”

Я сделал ответный ход: приятель Алика заслуживал уважения уже за одно за это: далеко не с каждым Алик стал бы поддерживать дружеские отношения. Я прервал его излияния, но после приветствий он быстро нашёлся и понёсся дальше, так же кривляясь и фиглярничая.

“Да-а, так вот: повезло вам, ребята: одним синяком только на двоих отделались - вон там, да? - а некоторые оказались не такие счастливые. А как у одного тут господина очки брызнули во все стороны - так это вообще! А почему всё: приставать не надо было - к кому не следовало - и ведь очками-то дело не обошлось: тут же ментов нагнали, и господина того родная семья суток только через пятнадцать снова увидит: никак не раньше!”- Он захихикал, и я наконец вставил вопрос.-”Что-то я не понял: он в этой очереди стоял - тот господин?”-”Нет, нет, нет: такие в очереди никогда стоять не будут - разве можно? Он вот как вы: ходил и задавал всем дурацкие вопросы: что, и где, и почём. Пока на него адекватно не отреагировали.”-”Ничего себе адекватно! Это же откровенные бандиты, которые пасут стадо баранов и занимаются откровенным подкупом: разве не так?”-”Так, так, так: а где ж вы других-то возьмёте, вы что: с луны свалились? Долго, однако, вам падать пришлось: с луны-то.”- Он снова заржал, обнажив жёлтые искорёженные зубы.-”Да ещё тут одних деятелей в самом начале повязали: но там уж тихо обошлось, без рукоприкладства.”-”Ну и много тут... дают?”-”А это по-разному: смотря в какой очереди стоять будешь.”-”То есть?”-”Тут, видите ли, представители разных кандидатов: две очереди одного - соответственно для мужчин и женщин - и ещё одна общая: уже другого.”-”Ничего себя! Как же они так умудряются: они ведь конкуренты!?”-”О, это сложно! Это очень сложно. Но если хотите,- он прищурился,- то могу вкратце освятить. Давайте только присядем вон на ту скамейку: а то устал я что-то.”- Мы покорно двинулись за ним и устроились в тени, спрятавшись от нежелательных свидетелей за широкими раскидистыми кустами.

“Да никакие они не конкуренты: это только видимость для непосвящённых - вы ведь не местные? - а любой осведомлённый человек давно уже знает: кто с кем связан и кто чего на самом деле стоит. Вы ведь ничего не знаете?”- Мы отрицательно мотнули головами, заставив его сразу же взбодриться.-”Хорошо: но это долгая история. Нынешний глава администрации - старый и больной человек, так что когда стало известно, что в новых выборах он участвовать не будет: а он отмотал уже два срока, не считая работы до того также на весьма высоких должностях - то сразу же все проснулись и вспомнили об амбициях. Амбиции, разумеется, и раньше были, но только кто ж раньше посмел бы: он мужик-то ого-го какой, и каких угодно противников в своё время переламывал. А тут и здоровье подвело, и разные вопросы - по хозяйственной части - начали всплывать такие, что непонятно стало: во что всё выльется. Так что решил он наконец удалиться на покой, но чтобы при этом не оказаться в щекотливом положении - не загреметь куда-нибудь - надо ведь своего человека поставить. А без этого - сами понимаете.”-”Понятно, понятно. А что за хозяйственные вопросы?”-”Да хотя бы банк: который вон там на площади: видите? Раньше ведь тут дворец культуры был, кинотеатр и прочее, а теперь он его дружкам своим отписал.”-”Как? Просто так?”-”Зачем просто так: за верную службу. Хотя оформлено всё по закону: и без опытных юристов не подкопаешься.”-”И что же: никто не протестовал?”-”Да нет: были дурачки. И даже, я слышал, в вышестоящие инстанции пробивались. Но кто ж их слушать-то будет: у него ведь там тоже всё схвачено, так что он даже получал оттуда поддержку, и с лопушками с теми: примерно как с тем господином пару часов назад обходились.”-”Ничего себе!”-”А наш район - хочу заметить - оказался поделённым в последнее время тремя группировками, так что преемника своего надо было именно в одной из них искать и таким образом на одну из них и делать ставку. Непростая задачка!”

“А что касается сложностей, то только этим дело не ограничивалось: предполагаемые кандидаты каждой из группировок оказались людьми, когда-то работавшими с ним - пусть и в совершенно разных качествах! - но каждый из них рассчитывал на благожелательное отношение уходящей власти. Так что когда выбор состоялся, то двое других оказались смертельно обижены, и вначале даже пытались объединиться. Хотя где им там: и когда замочили Сопатого - одного из лидеров новой коалиции - то сразу же началась война не на жизнь, а насмерть: и там уж каждый стал за себя.”

“А за что ж Сопатого замочили?”-”А чтоб не лез на чужое поле:  он ведь большой хитрец был, и вовсю уже идейками баловался, предназначенными для главного  кандидата. Так что если б его допустили - как он сам того хотел - он бы много крови попортил.”-”Кстати, я так и не понял: а кто же главный  кандидат?”-”Да вон - на площади разливается. Так что ты от его медвежат благословение получил: по одному месту.”- Он дёрнулся и зашёлся в приступе смеха; но мне совершенно не было смешно, так что я сурово посмотрел в глаза новому знакомому - так хорошо осведомлённому обо всём здесь происходящем. Он явно не был знакомым Алика: только сейчас я понял ошибочность такого предположения, но совершенно неудивительно было то, что Алик сразу проникся к нему доверием и заставил меня сделать то же самое: он вызывал большое уважение и симпатию, которые и заставили нас сидеть здесь и слушать.

“Я не понял: а что значит “медвежата”?”-”Они так называют себя. Вы ведь видели кандидата? Будка - во, да и замашки тоже. У него и кликуха такая: Медведь. Так что когда было принято решение, то даже оформили некую общественную структуру - в которую реорганизовалась группировка - и их теперь только так и зовут.”-”Занятно. А кто же... второй?”-”На площади? Да шантрапа какая-то: инженеришка один местный, которого на всякий случай привлекли. Как в спорте, знаете? Повозникать, повыпендриваться, дыму побольше напустить, а потом сойти с дистанции: в пользу нужного кандидата, разумеется. Они там в очередях не просто так стоят - разве можно? - они ведь там некие договорчики  подписывают - хе-хе - где обязуются отдать свои бесценные голоса такому-то и такому-то, в качестве же платы и в счёт аванса от планируемого процветания - которое вот-вот наступит - всем желающим выдают продукты ширпотреба. Конечно, дифференцировано: для удобства они тут отдельно очереди для мужчин и женщин организовали: мужикам, естественно, по пол-литра выдают и что-нибудь из консервов - на закусь, женщинам же разное домашнее барахло: вроде мыла, например. А что касается инженеришки: то там, по-моему, и деньгами могут дать, так что все местные алкаши - с тех пор, как всё началось - постоянно вокруг пасутся. Я - когда вас увидел - тоже подумал было; но вы ведь что-то ищете?”- Он впился в меня внимательным умным взглядом, и потом так же внимательно оглядел Алика, и тут уже Алик, пока только слушавший интересные детали и подробности местной жизни, решил взять инициативу на себя.

“Да кое от чего мы бы не отказались. А что ты можешь предложить?”-”Да хоть все тридцать три удовольствия! Хаза тут есть одна - неподалёку. И если столкуемся: могу провести.”-”Сколько?”-”Да стольника хватит: с каждого. Ногами землю топтать: тоже дело недешёвое.”-”Но ты объясни всё-таки: что за хаза. Нам ведь тоже не всё интересно.”-”Да пожалуйста: и в картишки можно - на интерес, разумеется, и в рулетку, и колёса покатать, и ширнуться, и мальчики есть, и девочки, и...”-”Во-во: нас как раз последнее и интересует.”-”Всего-то? Хорошо: будет. Этого добра там навалом. И это всё?”-”Извини: остальное не для нас.”-”Ладно: гоните две сотни.”- Мы полезли за деньгами: Алик быстро достал мятую бумажку из заднего кармана брюк, а мне пришлось вынимать кошелёк, и когда я открывал нужное отделение, мне удалось заметить жадный голодный взгляд. Я сразу насторожился: а не будет ли опасно идти в неизвестное место с неизвестным человеком - явным жуликом и прохвостом: может, он хочет заманить нас туда, где ждут его подельники, готовые любого обчистить и нагреть, а он - такой маленький и хлипкий - выполняет роль подсадной утки, баражирующей в людном месте в поисках глупых селезней? Алик уже отдал деньги; я же пока не верил Косте - если его на самом деле так звали. Я зажал сотню в кулаке, спрятав кошелёк обратно в сумку. Протянутую руку нового знакомого я проигнорировал, одновременно вглядываясь в его лицо и стараясь разобрать, что скрывается за его фиглярством и разболтанностью. Он по-детски нахмурился и надул губы.-”Не хочешь - как хочешь: можешь оставаться.”-”Меня другое заботит: а там всё надёжно и безопасно? Не хотелось бы оказаться в каком-нибудь притоне.”-”Да ты что! Это ж такое место: там лучшие люди города бывают! А крыша! Там же лучшая крыша в районе - там медвежата трудятся, да и сам их предводитель иногда захаживает: по разным поводам. Ну как ещё объяснить?!”- Он чуть ли не готов был расплакаться, и я так и не понял - можно ли ему во всём верить: возможно, он очень жалел о почти упущенной сотне, подрабатывая на нелёгкую жизнь своей ловкостью и изворотливостью, и заодно просвещая всех в качестве бесплатного приложения. Но я всё-таки решил попробовать.

“И что ты ещё можешь сказать об этом... заведении?”-”Вы название слышали: “Приют одинокого странника”? Так это он и есть.”-”Вообще-то нет. А цены там какие?”-”На девочек? Да за сотню баксов любая - и без вопросов. Вы просто обижаете.”- Он улыбнулся.-”А ты, значит, клиентов подыскиваешь?”-”Да это так: между делом. Сегодня ведь выходной: а вообще я  в фирме одной работаю, продавцом. И лишняя копейка разве помешает?”- Он окончательно расплылся в радостной довольной улыбке, которая стала ещё шире, когда я раскрыл ладонь и сунул ему уже слегка подмокшую бумажку.-”Ну что ж: веди в свой приют.”- Он довольно захихикал и привстал, потягиваясь всем телом.-”Но это не слишком далеко?”-”Да нет: минут пятнадцать пешкодралом. Да не бойтесь вы: это ж такое место!”- Мы тоже поднялись: похоже, ещё не всё оказывалось потеряно, и мы ещё могли наверстать недополученное в течение дня, утолив наконец давнее желание.

Мы перешли дорогу и углубились в переулок: напавшие на нас так же продолжали пасти послушное доверчивое стадо, совершенно не интересуясь больше подозрительными чудаками: они выполнили свою миссию и не собирались продолжать преследование. Это было понятно и оправданно: мы больше не смущали аборигенов и не создавали нежелательного шума и ажиотажа, способного привлечь совсем уж ненужных свидетелей и очевидцев: каких-нибудь, к примеру, журналюг, способных внести расстройство в хорошо налаженное дело. Местная пресса - без сомнения - находилась под жёстким контролем, не имея малейшей возможности преподнести всё в правильном свете, и только залётные пташки - вроде нас - представляли для организаторов зримую и внятную угрозу. Однако мы вовсе не собирались влезать в местные политические дрязги, а интересные детали и подробности развлекали нас и не позволяли заскучать.

Наш проводник, похоже, оставался всё-таки немного обиженным: моя недоверчивость, видимо, расстроила его, так что мне самому пришлось возобновлять разговор.-”Слушай, Костя: а кто у вас ещё в этой свистопляске участвует?”-”Да много тут есть ещё разных: кому ж не хочется? Только ведь всё уже заранее известно: да они и сами всё знают.”-”Как это?! Разве так бывает?”-”Опять обижаете?”- Он шмыгнул носом.-”Да я всех их как облупленных знаю! У меня братан - старший - всё о них знает и постоянно такие вещи рассказывает - по пьяному делу - что просто держись. А братан у меня... сила! Ну ладно, это уже детали: и вам их вовсе знать ни к чему.”-”И почему ж он так уверен-то: в победе, как я понял, этого борова?”-”Медведя? Так ведь там давно всё заранее расписано: и нужные люди - которые всем заправляют - давно уж результаты согласовали. Так ведь тут всегда так было, и нынешнего главу - в своё время - именно так и выбирали. Братан мой - голова! Он мне даже общие принципы как-то раз набросал: насчёт избирательной системы.”-”Интересно, интересно...”-”Если только вспомню... Ах, да: принцип первый: всё покупается, всё продаётся. Да взять хоть тех вон баранов - хе-хе! - так это и есть то самое.”-”Стоп: но ведь если заранее всё расписано, то зачем ещё покупать-то: это ж какие деньги!”-”Не такие уж и большие. А ведь если с ними тех договорчиков не заключишь: то хрен они куда придут! Так что приходится заранее морковку подвешивать. А чтоб в нужный загон бежали: как раз принцип два существует: нет ничего такого, что невозможно было бы обгадить. И соответственно, наоборот.”-”Да: видели мы тут рекламку. И даже сами немного руку приложили.”-”Да вы что! Вас не засекли?”-”Нет вроде. Там какой-то другой мужик был - не Медведь - так мы ему кое-что подрисовали.”-”Ну тогда ладно: если не Медведь - то можно. А на святое покушаться: небезопасно, сами понимаете. А за Медведя его подшефные - если бы засекли - и отмутузить могли. Здесь они специалисты.”-”Мы уж поняли. Много у вас что-то подобных специалистов.”-”А, заметили? Я вот недавно это тоже обнаружил: когда в соседнем районе по делам был. Ведь когда живёшь тут - не замечаешь. Но во всём есть и отрицательные, и положительные стороны.”-”Ничего себе! Нам уже несколько раз досталось: без особой вины - между прочим; а в забегаловке вашей просто откровенно обжулили. Алик, кстати, гораздо больше пострадал: это сейчас мне перепало, а в-основном-то Алику от разных козлов доставалось.”-”Сочувствую: с ними аккуратно надо. Нет, вообще они не злые: просто работа у них такая.”-”Я уж понял: у меня у самого тут родственничек один: говно говном, а ведь был нормальный парень раньше.”-”Да? Это из каких  же?”-”Чёрт его знает! Я даже и не сразу понял это: потом уже знающие люди объяснили... Да: а что там ещё насчёт принципов?”-”Насчёт принципов? Ах да: третий - и последний: главное ведь - не как голосуют , главное - как считают. Я же говорил: у них ведь там свои люди всем делом заправляют: и десяток процентов накинуть или снять - просто плёвое дело. Артисты!”-”Это точно?”-”Точно, точно.”-”А как же конкуренты: они ведь, наверно, следят за всем, и просто так их не обманешь?”-”Всего я не знаю, конечно: а что это тебя так интересует?”- Он подозрительно уставился на меня: я постарался сделать невинный вид, и он наконец отвернулся, продолжая вести нас к цели.

“Я просто могу сказать: что когда нынешнего главу в прошлый раз выбирали, то мой братан за две недели окончательные результаты знал. А как уж они это делали: совершенно не интересовался... Кстати, хотел спросить: а вы не Строителя изрисовали? Он ведь тоже в большом авторитете, и главным конкурентом, между прочим, считается: вторая группировка как-никак в районе.”-”Не знаю я: солидный был такой мужик, лет пятидесяти. А почему Строитель-то”-”Да у каждого своя сфера интересов: Медведь - тот всю торговлю под себя подмял, а Строитель у нас тут жильё контролирует: он ведь раньше - при старой власти - как раз в райкоме этими делами и занимался. А потом, соответственно, местный ДСК и захапал: так что он нынче официальный хозяин. И всё, что по этой части в районе: только через его фирму и делается.”-”Понятно.”-”Но между прочим: знающие люди его на самом деле уважают. Деловой мужик - на самом деле, а не просто деньги стрижёт. Только не светит ему нынче: его тут такими помоями поливали, что очень нескоро он отмоется. Так что зря вы на него так.”-”Откуда мы знали? А может, это и не он ещё был: у вас их тут штук восемь всего?”-”Примерно. Да давайте посчитаем!”- Он поднял тонкую ручку, готовясь загибать пальцы.

“Разумеется, Медведь - во-первых. Потом Строитель: это второй. Третий реальный  кандидат: Мослатый. Почему реальный-то? Так он как раз от третьей группировки идёт: а кто сам по себе, тем здесь вообще делать нечего.”-”А он чем занимается?”-”Да мелочёвкой разной, которая после двух главных-то группировок и осталась: крошки со стола подбирает. Это ж самая слабая группировка: и на их долю только мелкие фирмы остаются, с которыми двум главным возиться неохота.”-”А крупные предприятия района?”-”Так это кому как повезло - хе-хе! - кого медвежата пасут, а кого люди Строителя: а другим тут делать нечего: им тут быстро рёбра пересчитают.”- Он весело заржал и вскинул голову, упиваясь собственными находчивостью и остроумием: он был явно доволен подвалившим выгодным дельцем, одновременно столь несложным и кратковременным, и явно был не против возможности почесать языком, обсуждая интересные подробности местных событий.

“Хорошо, а остальные кандидаты?”-”Это так: шушера всякая. Про инженера я говорил: подкалымить мужик решил, и ради того и согласился поучаствовать: святое дело! А вот почему баба эта сюда полезла - директор рынка - вот уж не понимаю. Может, деньжат много лишних завелось - которые потратить больше некуда? Не слыхал я, чтобы она с Медведем в одной команде была: но баба она и есть баба, и когда она до денег и до власти дорвалась - хотя бы и над рынком - то чего только не взбредёт ей в голову!”- Он снова залился высоким жизнерадостным смехом, и на этот раз мы тоже не удержались, согласившись от начала и до конца с категоричностью такого заявления. Оно безусловно имело реальные основания, многократно проявляясь в повседневной жизни, и даже в нашей практике встречались подобные случаи: до сих пор мы выражали сочувствие одному общему знакомому - работавшему в нашей же организации, жена которого - пустившись по коммерческой волне - стала владельцем приличной фирмы и достаточно богатым человеком. Последствия же - для нашего знакомого - оказались довольно печальными: верная прежде супруга пустилась в разгульную вольную жизнь, заводя каждые несколько месяцев нового любовника, что и привело к закономерному исходу: разводу и затянувшемуся скандальному процессу, выдворившему его в коммуналку на окраине города и на обочине жизни.

“А дальше?”-”Ну, полковник тут есть один - отставной. Кажется, специалист по тыловому хозяйству. Так ведь он сам по себе идёт: ну захотелось мужику ещё и живыми людьми покомандовать, а не только табуретками - хе-хе! - ну так мало ли кому чего хочется: а на всех всё равно ведь не хватит. Потом: а кто ж потом-то? Ну как же: без представителей нацменьшинств нам просто никак нельзя. Хотя я так и не понял: какой он национальности - но у нас его все Абреком называют. Вообще он фирмач - хозяин фирмы: только что он может против тех, кому дань платит: разве возможно такое? Так что серьёзно на него никто не смотрит: вчера - один абрек, сегодня - другой, а завтра - вообще третий! Это сколько уже будет?”- Он обратился к руке, использовавшейся сначала для загибания пальцев, а после для разгибания.

“Уже семь. А кто дальше-то?”- Он даже почесал в затылке, стараясь хоть так выпустить на свободу завалявшиеся где-то воспоминания.-”Ах, да: депутатишка тут один местный - который всё выступать любит: и это ему не нравится, и то - гадость, и вообще: кто с ним лично не согласен: просто жулик и негодяй. В-общем: вылитый пуп земли. Но за такие вот выступления его многие авторитетные люди и не любят: хотя мужик-то умный, только спеси полно. Вот как раз ему-то больше всего и досталось, заодно со Строителем: его тут чуть ли не в предательстве хотели обвинить, и даже дело шили: и только сторонники в последний момент защитили, когда уже жареным запахло. Только кто ж такому позволит: они ещё не сошли с ума, чтобы подобных в святая святых допускать.”-”А ещё?”-”Ещё?”- Он сильно задумался.-”А больше нету. Тут ведь когда компания началась - желающих целая толпа набежала, так что комиссии избирательной пришлось немало потрудиться: чтоб толпу рассеять и до приемлемой цифры довести. А то ведь когда их столько мельтешит - то ведь главный  кандидат затеряться может. И ещё: ему ведь в первом туре победу планируют, а попробуй докажи: что у него голосов больше, чем у пятидесяти остальных - вместе взятых. Уж в такую-то туфту никто точно не поверит. И потом: это сколько ж возни с теми бюллетенями!”- Здесь он оказывался безусловно прав, и совершенно по-другому теперь выглядела ситуация в городке, куда нас занесло нелёгким ветром: титаническая борьба обязана была наложить отпечаток и отразиться на окружающем, и без того не вполне здоровом и чистом, и явно неудачное время мы выбрали для нашей поездки: мутная взвесь поднялась с самого дна и заполнила верхние слои, перекрыв доступ света и кислорода, и под туманной завесой развелись и размножились сумрачные тяжёлые создания, пожравшие своих врагов и установившие собственные порядки, с которыми нам теперь и приходилось иметь дело, продираясь сквозь них. Мы были двумя бабочками в тропических джунглях, вот только джунгли состояли преимущественно из старых высохших стволов - ни на что давно не годных - либо наоборот: из растений-мухоловок, агрессивных и жадных, раскинувших приманки и завлекающие ловушки в поисках лёгкой доступной добычи, и немалого труда стоило бабочкам обходить их, и совершенно неоткуда было бы ждать помощи, если бы произошло самое страшное: если бы сработала ловушка и несчастное создание оказалось один на один с плотоядным хищным растением.

Hosted by uCoz