«Поездка за город» роман (отрывок)
Тропинка вела всё дальше, явно не удаляясь от главной магистрали, но и
не приближаясь к ней: она шла параллельно, почти не изгибаясь и давая
возможность заранее предвидеть опасность и затеряться в кустах или в тени
деревьев - берёз и осин. Здесь было много орешника, проросшего группами и
густыми скоплениями, и наверняка подвергавшегося осенью набегам со стороны
аборигенов. Сейчас он цвёл, привлекая пчёл и насекомых, бороздивших пространство
вокруг нас: здесь попадались и бабочки, и мотыльки, вот только нам нужны были
летучие создания иного рода, вряд ли залетавшие в густые зелёные дебри. Эти
существа во многом были подобны лесным прообразам: они также любили пить
нектар, и обволакивать себя дурманящей хрупкой пыльцой, и нежиться в лучах
тёплого дневного светила, танцуя на восходящих воздушных потоках, и потом
опускаясь почти до самой грешной земли, но всё же не падая окончательно:
тонкими лапками и усиками они держались - до конца - за листья и ветки, выкарабкиваясь
и выползая пока это было только возможно, потому что окончательное падение
означало смерть: с последующей утилизацией жуками-падальщиками и муравьями.
Трагична была их окончательная судьба: неоднократно слышали мы от Алика
и от других наших общих знакомых истории о печальных концах, разбитых судьбах и
уничтоженных надеждах, возносившихся первоначально столь высоко и потом -
в один момент - дававших резкий крен с
фатальным исходом под занавес. Очень редко кому из них удавалось достичь конечной
цели, не спалив крылышек и не поломав лапок - под действием многочисленных
суровых факторов и обстоятельств, определявших всю их судьбу от начала до
конца. Начало - где-нибудь в отдалённой глуши и копоти маленьких городков или
областных центров - выталкивало их на широкий простор, приучая к свободному
полёту - вначале всё выше и выше - пока благословенный поток не заносил
небесные создания в один из мировых центров, где - обосновавшись и
пристроившись - можно было уже полностью распустить крылышки: так и трепетавшие
от сознания достигнутого положения и потенциальных возможностей. Однако по ходу
времени оказывалось - почти всегда - что возможности так и не становятся
реальностью: слишком уж много приходилось отдавать за само право на подобные
занятия, остававшегося же явно не хватало на все те желания, которые побудили и
заставили вынырнуть из неизвестности. И что же происходило дальше? Дальше
начинался путь вниз: крылышки сморщивались, парение уже не было таким лёгким и
скользящим, со многими желаниями приходила пора расставаться, да они и сами
становились всё более простыми и приземлёнными: как бы просто уцелеть и
выбраться из этой мясорубки и не превратиться - при неудачном стечении - в
кусок сочного аппетитного фарша на выходе.
Пытавшимся рисковать - чтобы добиться-таки высокой цели - далеко не
всегда везло в этой жизни: именно они достаточно часто заполняли разделы
криминальной хроники, где описывались страшные подробности об обезображенных
трупах, выловленных в пруду, найденных в каких-нибудь руинах или случайно
выкопанных отощавшими брошенными собаками: шансов попасть в подобный переплёт у
них было намного больше, чем у случайных, ни в чём не замешанных посторонних
людей. Лишь единицы выкарабкивались и достигали чего-то, превращаясь со
временем во вполне преуспевающих и независимых бизнес-вумен, спрятавших концы и
принявших новый облик, при помощи которого теперь уже можно было дразнить
окружающих и издеваться над прошлой жизнью: смоловшей и превратившей в труху
бесчисленные стаи разноцветных ночных бабочек и мотыльков.
Та красотка с собачкой: очень было даже возможно, что и она тоже - по
всей видимости, в прошлой жизни - была причастна к этой индустрии. Алик -
торопливо и с придыханием - уже вовсю разливался, отойдя после пережитого
волнения: теперь он старался принизить несостоявшееся, вспоминая недостатки уже
бывшей подруги и любовницы: по его словам, она была суховата и не так уж много
радости на самом деле проявляла в предыдущие визиты Алика в эту тихую спокойную
заводь, населившуюся теперь уже не такими мирными обитателями. Я полностью был
солидарен с ним: судьба сестры заметно волновала меня, и предстоящее возможное
повышение её мужа - до статуса бригадира - могло принести кроме денег ещё и
тревогу: связанную с безопасностью и даже жизнью.
Никогда не предполагал я, что дело может зайти так далеко: человек
всего лишь со средним специальным образованием не мог бы, конечно, претендовать
на самые интеллектуальные виды деятельности - вроде бухгалтера или банковского
служащего - но видеть его в таком качестве было слишком обидно. Мне
припомнилась статистика: человек, пополнявший стройные ряды, завершал свой
земной путь в среднем спустя семь лет, так что положению сестры вряд ли можно
было позавидовать: повышение статуса безусловно уменьшало этот срок, подрывая
основы спокойствия и уверенности и делая её потенциальной вдовой.
Я поделился с Аликом горькими мыслями: я хотел сочувствия и поддержки,
но совсем не в том настроении находился он теперь: высказав вкратце то, что он
думает о братве - особенно любящей костюмы от “адидас” - он снова обратился к
животрепещущей теме. Интересующие нас создания могли - скорее всего -
собираться в районе центральной площади, где - по воспоминаниям Алика - раньше
находились две забегаловки. В одно из заведений он даже как-то раз наведывался:
решив пропустить пару бокалов то ли перед очередной встречей, то ли сразу после:
он не помнил деталей и подробностей, и только благодаря хорошей зрительной
памяти надеялся сейчас быстро найти это место. Мы подходили к концу тропы: дома
теперь виднелись не только слева, но и прямо по курсу: мы вышли наконец в более
заселённые места, где был асфальт и попадались люди, отдыхавшие в тёплый
субботний день. Несколько женщин окружали песочницу с возившимися там детьми,
навстречу нам попалась влюблённая парочка - сразу свернув куда-то вглубь леса;
только подвыпивший мужичок на скамейке нарушал идиллию внятным бормотанием и
редкими всплесками активности: в ответ на что женщины боязливо вздрагивали и
оглядывались, и одна из них - постарше - что-то говорила успевшему уже нагрузиться
соседу по дому или даже родственнику. Мы прошли мимо: ни к чему нам были сейчас
неоправданные столкновения или выяснения отношений в достаточно враждебном окружении.
Здесь ещё продолжался чисто жилой массив с четырёх- и пятиэтажными хрущёбами, и
мы взяли курс наискосок - к главной трассе - которой следовало придерживаться
для скорейшего достижения намеченной цели.
До станции железной дороги оставалось не слишком далеко, и мы не стали
садиться в автобус, подкативший к оказавшейся на нашем пути остановке: мы ведь
не знали маршрута и конечного пункта назначения, и не стоило рисковать
напрасно. Вдоль главной трассы было сейчас оживлённее и наряднее: машины всех
видов и расцветок так и шуршали во всех направлениях, обдавая нас порывами
ветра, ставшего по-летнему тёплым и влажным: дождь так и не собрался с силами,
и лёгкая взвесь плавала над землёй и обволакивала всё вокруг тонким туманом,
заметным только в глубокой тени.
Здесь снова - как и рядом со станцией - обнаружились следы неутихающей
борьбы за руководящее кресло: все дома - идущие вдоль трассы - оказались
облепленными фотографиями и лозунгами, в большинстве чёрно-белыми, сменявшимися
местами на более дорогую и изощрённую продукцию. Пухлые физиономии - искажённые
халтурной работой расклейщиков - странно улыбались или весело подмигивали, а в
одном месте - на уровне третьего этажа - голова одного кандидата явно вырастала
из тела другого, причём авторы неприличности явно не продумали до конца свою
провокацию, потому что изображения создавались в отличающихся форматах.
Трёхметровый уродец-гидроцефал стоял в вольной позе с засунутыми в карманы брюк
руками, за его спиной теснились мелкие фигурки людей - спресованных наподобие
шпрот в открытой консервной банке - и всё это скопление располагалось на фоне
современных многоэтажных домов-громадин, уходивших куда-то в облака. Лозунг
гласил - “Я пришёл дать вам небо” - не расшифровывая дальнейшего, однако
панельные конструкции фона явно намекали на обещание кандидата заняться
многоэтажным строительством. Маленькие люди за спиной - то ли соратники по
борьбе, то ли страждущие - что совершенно немыслимо было разобрать в данной
композиции - явно не были против: не исключалось, что они являлись даже первыми
счастливцами, опробовавшими новое современное жильё, и теперь готовы голосовать
за отличившегося кандидата: всеми руками и ногами одновременно.
Сложность заключалась только в том, что нигде не было видно фамилии:
часть плаката с местом для неё - под ногами претендента - явно была отодрана,
так что при желании к телу в чёрном солидном костюме можно было приставить
любое вместилище умных и правильных мыслей. Композицию дополняло матерное
слово, нарисованное синей краской посередине широкого лба: заставляя задуматься
уже о моральных качествах претендента. В целом же результат многократной
доработки можно было оценить как боевую ничью, не дававшую преимущества и
заставлявшую прикладывать силы по другим направлениям, обещавшим больше выгоды.
Уродец произвёл на нас впечатление, и мы стали присматриваться ко всем
композициям, попадавшимся по пути: скалящиеся изображения другого претендента -
среднего книжного формата - пугали аборигенов чуть ли не с каждого фонарного
столба, красуясь на стенах домов иногда даже целыми блоками и рядами: могучее
здоровье - выраженное при посредстве пухлых щёк, полных комплектов зубов, а
также уверенного цепкого взгляда - обещало стабильность и крепкий порядок,
который уж точно наведёт кандидат в случае избрания. Примерно в таком духе были
составлены призывы и обещания, лепившиеся по бокам устойчивого надёжного профиля.
Единственным недостатком был цвет: сторонники кандидата рассчитывали, видимо, победить
всех количеством афишек, созданных в чёрно-белой цветовой гамме, и изображения
выглядели мрачновато и тяжеловесно, вызывая из памяти образ мясника из продовольственного
отдела магазина.
Значительно интереснее были листовки уже кандидата от партии: что
всячески выделялось и подчёркивалось, побуждая рядовых членов без всяких
сомнений сплотиться вокруг и отдавать именно ему свои голоса, склоняя к этому
также всех, кого только можно. Красные тона с вкраплениями синего создавали
приятное для солидного господина обрамление, а аккуратная стрижка вместе с
очками придавали холёному лицу интеллигентность и цивилизованность, и тем самым
успокаивая противников партии, могущих по сложившейся привычке заподозрить её в
кровожадности. Лицо явно говорило - “ну что вы, это же было давно, и безусловно
неправда” - выдвигая новый облик с несколько видоизменённой начинкой: кандидат
не обещал всё окружающее отобрать и честно поделить - удовлетворив
многочисленные надежды и чаяния - нет, он обещал позаботиться о всеобщем благе
и процветании, дав каждому самое необходимое, без чего тот просто не сможет
продолжить свой земной путь. Запросы сторонников при этом, разумеется,
находились на первом месте, выделяясь красным цветом, что вызывало большие сомнения:
а хватит ли на всех имеющихся ресурсов и не придётся ли потом закрывать лавочку
и пускать её с молотка за долги: вызванные столь легкомысленным поведением.
Однако вряд ли на самом деле он стал бы заниматься подобной глупостью:
повыступав и покривлявшись - что требовали просто законы жанра - даже он
вынужден был бы считаться с уже сложившимися реалиями, так что едва ли жители
городка сильно выиграли или проиграли бы при любом из возможных исходов. Любой
из оставшихся претендентов - а кроме лидирующей троицы мы обнаружили ещё четыре
фамилии - также наверняка не внёс бы ничего существенного в имеющийся порядок:
молодая женщина - явно торговка - по причине видимого отсутствия интеллекта не
смогла бы наломать слишком много дров; военный - в полковничьих погонах -
вполне мог оказаться каптенармусом, обеспечивавшим тыловое хозяйство, от чего
было рукой подать до столь привлекательной штатской должности. Ещё двое
обнаруженных нами соискателей вряд ли имели малейшие шансы: блондинистый
инженеришка и господин невнятного возраста, профессии и национальности скорбно
взирали с чёрно-белых оттисков, уже заранее соглашаясь на роль фона и антуража.
Мы втянулись в занятный процесс: повсюду были видны следы неутихающей
борьбы за столь привилегированное место под солнцем: неприличные надписи так и
мелькали вокруг, затрагивая весь спектр смыслов и оттенков, и дополняясь и
конкретизируясь графическими изображениями: в одних случаях предпочтение
давалось свиному рылу, маленьким копытцам и аккуратному хвостику, изображаемому
с круглыми завитками; несколько реже встречались рожки, длинная козлиная борода
и отросток, начинавшийся со спины и торчавший куда-то вверх и в сторону. Самому
упитанному из кандидатов любители живописи придавали облик медведя: мохнатые
уши занимали почти всё пространство в верхней части, дополняясь толстым брюхом
и лапами, способными подмять под себя весь этот городок со всеми его домами,
организациями и жителями.
Сравнительно мало места занимали здесь совершенно неприличные и
скабрезные подробности и дополнения: кое-где - на редких фигурах в полный рост
- неумелыми художниками подвешивались-таки целые гроздья и колбаски,
символизируя половую принадлежность кандидата, но только в одном месте мы
обнаружили явное несоответствие размеров: при наличии такого груза бедняга
просто не смог бы устоять на ногах; если причиндалы не отвалились бы от собственной
тяжести, облегчив ему всю последующую жизнь.
Даже единственная женщина не избежала здесь пристального внимания: ей
придавалась внешность то ли лисички, то ли белки, что выглядело совсем не так
обидно. Лишь однажды на неё ополчились по-настоящему: выступающие длинные клыки
намекали на вампирское происхождение, удачно дополнявшееся массивными кольцами
в носу и ушах, седыми грязными космами под цветастым платком и ступой с
помелом: профессиональными принадлежностями настоящей бабы-яги.
Здесь явно не скучали и с интересом проводили время - особенно в
вечерние и ночные часы: сторонники разных кандидатов вряд ли рискнули бы
заниматься настенной живописью среди белого дня; однако у нас не было выбора:
решив также внести скромный вклад в общее дело, мы подождали, пока в пределах
видимости не станет безлюдно, после чего приделали одному из претендентов шутовской
колпак с бубенчиками и пышные развесистые усы, употребив валявшиеся на асфальте
обломки кирпича. Подвернувшиеся инструменты, конечно, не шли в сравнение с
цветными мелками и краской - использованными в большинстве случаев до нас - но
для поднятия настроения годилось и это: весело заржав, мы двинулись дальше
вдоль основной местной магистрали, но - оторвавшись от предыдущего и переведя
взгляд на стену следующего жилого дома - мы застыли на месте, сразу же
вернувшись мысленно к тому, что было главной целью сегодняшней поездки.
Блестящая юная красавица - метров в пять высотой - возвышалась над всей
пошлостью повседневной жизни, уперев руки в бока и игриво отставив ножку в
достаточно понятной - особенно Алику - позе, зазывно улыбаясь и притягивая к
себе внимательные мужские взгляды. Призыв гласил - “Всего за полцены!” -
побуждая всех состоятельных представителей мужского пола срочно бежать за
деньгами и становиться в очередь: именно так мы восприняли огромный плакат,
отвечавший насущным запросам и желаниям сегодняшнего дня, так что даже удивительно
показалось нам: как могло подобное очутиться на стене жилого дома, где обитают
в том числе и семейные пары, имеющие детей. Алик прямо на глазах приходил в
возбуждение: он уже буквально спрашивал - ну где это, где? - обшаривая всю
гигантскую площадь в поисках телефончика или иным образом определённой
дислокации. Я присоединился: что-то здесь было всё-таки не так, не могла
реклама интимных услуг висеть столь нагло и открыто на виду у всего города, но
только дойдя до самого низа - под красивыми ножками в длинных коричневых сапогах
- я понял горькое заблуждение и ошибку: старинными вензелями там было выписано
название местного супермаркета с подробнейшим указанием адреса и проезда, а
также телефонов, по которым можно было дозвониться в случае большой нужды.
Я ткнул пальцем; Алик грубо выругался: сегодняшние неудачи стали
надоедать ему, привыкшему преимущественно к победам и достижениям, и ничего не
оставалось, как двинуться в определённом уже направлении с горячей невыветрившейся
пока надеждой наверстать упущенное.
Поздновато уже было для заведения новых знакомств, и мы делали ставку
только на одно; однако первое кафе - оказавшееся на долгом тернистом пути -
было закрыто на ремонт. Мы расспросили прохожих: нам объяснили, как пройти ещё
к одному - первому и единственному здесь заведению - способному помочь в нашем
непростом деле. Путь оказался коротким: следовало пройти ещё один квартал и
свернуть направо: уже издали мы увидели скопление автомобилей у невысокого
приземистого строения, сразу выдававшего его принадлежность и особый статус
среди других домов ближних окрестностей.
Здесь стояла не стандартная бетонная или кирпичная коробка без довесков
и украшательств - нет! - обширный пустырь позади главной линии застройки занимало
нечто, напоминавшее азиатскую пагоду или иную конструкцию, явно смоделированную
по азиатским образцам, уводившим в глубь столетий. Уступчатая крыша невысокими
разнокалиберными ступеньками поднималась к вершине, переливаясь узорчатой
резьбой ярких цветов и оттенков. Широкой плато наверху - насыщенного синего
цвета - контрастировало с названием, составленным из жёлтых контуров достаточно
затейливого вида. Буквы ровно горели, освещая и без того залитую солнцем улицу,
являясь вторым дневным светилом. Размерами и формой выделялись три буквы “а” -
на первой, третьей и пятой позициях - а само слово растянулось на всю длину
плато, привлекая подобно солнцу всех, кого только можно.
“Афанасий” - гласило имя, вызывая в памяти поход и долгие странствия,
после которых любой путник должен обязательно достичь надёжной гавани и бросить
якорь: его уже ждут там и всегда готовы накормить и обогреть, предоставив всё
самое ценное. Четырёхколёсные посудины - обступавшие здание со всех сторон
света - говорили о процветании дела, чему дополнительно способствовало
отсутствие конкурентов в ближайших окрестностях: на некоторое время вперёд.
Средства передвижения были собраны со всего мира и очень сильно отличались друг
от друга по датам производства: здесь не хватало лишь явного антиквариата, и
новейшие модели “бмв” мирно уживались с развалюхами тридцатилетней давности,
многократно ремонтированными и покрашенными.
Рослый парень у входных дверей - специалист по единоборствам, а также
по выносу тел в случае большой нужды - ощупал нас взглядом, но так ничего и не
сказал, пропуская внутрь. Колокольчики у входа легонько звякнули, приветствуя
наше появление, и мы получили возможность оглядеться по сторонам в поисках
временного пристанища на ближайшую пару часов.
Заведение было переполнено разнообразнейшей публикой, гомонившей и
перебивавшей ровным шумом взвизги оркестрика, приладившегося в дальнем от входа
конце зала. Натужные пассажи саксофона никак не могли повлиять на общее
праздничное состояние людей, пришедших сменить обстановку и оттянуться: долгая
неделя, наполненная тяжкими трудами и лишениями, переходила здесь наконец в
противоположность, чтобы раствориться и выпасть кисло-горьким осадком на дне
кружек и стаканов, которые завтра вечером следовало опять отставить в сторону:
до новых выходных. По крайней мере мы не могли себе позволить излишнее увлечение
подобным в рабочие дни, когда требовалась максимальная внимательность и
собранность, и заметное отклонение могло бы привести к тягчайшим последствиям.
Не знаю, как обстояли дела с этим у завсегдатаев: может, кто-то из них
и мог каждый раз наклюкиваться до поросячьего визга, после чего местные
работники складировали их в средства наземного транспорта, отправляя по заранее
определённым адресам. Однако мы были лишены такой возможности, и совершенно с
другой целью оказались мы здесь в тёплый субботний день, который вскоре должен
был перейти в вечер.
Высматривая подходящую диспозицию, мы прошлись мысленно по пёстрой
ячеистой структуре зала. Столики на четверых занимали большую часть
пространства, утыканного расписанными колоннами, так что посетителям и
официантам непросто было лавировать среди грузных скоплений, изрыгавших брызги
смеха и пива, смешанного с водкой и шампанским. Небольшие куски свободного
пространства оставались лишь у входа, длинной стойки с левой стороны и перед
оркестриком, пускавшим пузыри уже из последних сил: пятачок безусловно
предназначался для танцев, однако в данный момент никого уже не соблазняли
тускнеющие звуки, исходившие из дальнего от нас угла. Только там мы обнаружили
прорехи во вполне завершённой композиции: я двинулся первым сквозь бурливое
шумное лежбище, а Алик пристроился в кильватере, заодно высматривая по сторонам
так интересовавшие нас в данный момент объекты.
Единственный столик, подходивший для наших целей, находился почти рядом
с оркестром: пожилой бородатый мужчина занимал один из стульев, не претендуя на
оставшееся пространство. Он как раз дожёвывал огромный пахучий бутерброд с
топорщившимися усиками зелени, помидорами и колбасой посередине, и - судя по количеству
скопившейся опустевшей посуды - должен был заканчивать трапезу. Во всяком
случае он не стал возражать против нашего соседства: мы с Аликом уселись друг
против друга, и в ожидании официанта приступили к осмотру прилегающей
местности, а также меню, обнаруженного на заляпанной скатерти среди салфеток и
посуды.
Список еды составляли три страницы, покрытых мелкими убористыми
крючочками, явно распечатанными на принтере. Я углубился в изучение,
предоставив Алику возможность заняться напитками, не слишком налегая на
градусы: впору для нас сейчас было бы что-нибудь лёгенькое и целебное,
способное взбодрить и поставить на ноги. Размышлял он недолго: бутылка красного
вина и две банки пива вполне годились для наших целей, не выходя за рамки разумного
и в финансовом отношении: некоторые пункты списка - особенно в верхней части -
очевидно были рассчитаны лишь на очень обеспеченную публику, чьи лимузины были
припаркованы сейчас снаружи.
Моя же задача выглядела намного сложнее: из сотни с лишним составляющих
скомпоновать нечто съедобное и достаточно приятное на вид, запах и вкус, после
чего не нужна будет медицинская помощь и поддержка. Сложность усиливалась тем,
что далеко не все названия состояли из родных и привычных нам слов, бездумно и
по-тупому трансформировавшись из романских и германских языков в кириллицу:
моего образования хватало, чтобы понять это, но состав и происхождение блюд
почти во всех этих случаях тонули во мраке. В разделе горячих закусок знакомыми
пунктами являлись морские деликатесы - креветки, омары и осьминоги -
разбавленные чем-то французским и вроде бы даже китайским. Среди холодных
закусок был соблюдён паритет: разнообразные салаты заполняли почти целую
страницу смесью из всевозможных продуктов, не всегда - на мой взгляд -
совместимых друг с другом. В компании горячих блюд мелькнуло лишь несколько
иноземных сочетаний, обложенных со всех сторон мясными и рыбными деликатесами.
Раздел супов я проигнорировал. Самые куцые списки - гарниров и десертов -
оказались самыми приятными: сознание больше не спотыкалось на непонятных комбинациях
букв и ингредиентов, и только на финишной прямой слегка запнулось, но с честью
выдержало испытание.
Для начала я отметил два салата оливье, потом для себя выбрал заливное:
с куда большим почтением я относился к рыбе, чем к мясу. Нечто из кальмаров -
на мой взгляд - должно было сочетаться с жареным картофелем, а фрукты могли
сыграть и дополнительную роль: в качестве приманки. Из представленного списка
Алику понравились лишь оливье и фрукты: только после консультаций и препирательств
мы подобрали ему недостающее - бифштекс с рисом и овощным салатом - и стали
дожидаться официанта, занимавшегося соседним столиком.
Сотрудник рассчитывался и принимал деньги у компании, оккупировавшей
смежную территорию, а наш сосед - по всем признакам - также готовился покинуть
заведение: он уже нагрузился как следует, и дальнейшие планы явно связывал с
другими местами и дислокациями. Он сделал приглашающий жест официанту:
подведение итогов требовало присутствия всех заинтересованных сторон, тем более
что стопка грязной посуды выглядела серьёзно и внушительно, вызывая уважение к
внутреннему метражу его желудка.
Официант наконец освободился и подошёл: минут пять ушло на составление
баланса, причём - как мы смогли разобрать - по поводу одного пункта программы
возник вопрос: а заказывал его посетитель или не заказывал? - однако он не стал
вдаваться в детали и заплатил столько, сколько стояло в счёте. Нам это не
понравилось: значит, здесь могут и нагреть? - однако у нас не было заметного
выбора, и другие официанты - занимавшиеся другими столиками - могли оказаться
ещё большими ловкачами и жуликами. Мы продиктовали полный список, добавив чуть
не забытые хлеб и пару булочек с маком; сотрудник прилежно записал и унёсся: я
специально проследил за маршрутом его движения: первоначально хаотичные
перемещения довольно быстро привели его куда следовало, и у нас были все шансы
достаточно скоро получить обозначенный заказ.
Пока мы занимались предварительной подготовкой, куда-то исчезли
музыканты, окончательно выдохшиеся и испускавшие под занавес уже набор
бессвязных звуков. Некоторое время стояла тишина: мы уже думали, что они ушли
отдыхать, и спустя час или два вернутся - подкрепив ослабевшие силы. Однако мы
не предусмотрели всего: незамеченная первоначально дверца в нескольких метрах
от площадки широко открылась и выпустила новую смену: двое совсем молодых ребят
несли гитары, двое постарше сгибались под тяжестью конструкции, заполненной
клавишами и многочисленными тумблерами и переключателями, а замыкала делегацию
совсем юная девушка в короткой юбочке и розовом платье, хорошо обозначавшем
главные достоинства.
Как раз перед этим мы обменялись горькими предварительными выводами:
все замеченные нами молодые красивые девушки были, увы, неодиноки: в одних
случаях они безусловно являлись жёнами - что подтверждалось наличием колец на
пальцах рук или детьми, обильно получавшими советы и подзатыльники; очень много
здесь было явных любовниц, отдыхавших с покровителями и отмечавших свободный
выходной день, чтобы потом отправиться дальше, завершив его в приятном
уединении. Алик - как более опытный из нас - смог отметить в общем хаосе
несколько более перспективных целей: он сразу обратил моё внимание на маленькую
шатенку в двух столиках от нас, дымившую как паровоз и раскатисто смеявшуюся
над шутками соседей по столу - двух рослых бугаёв с уже знакомыми нам
повадками. Она, увы, была явно занята на этот вечер, а также на целую ночь
вперёд, и нам пришлось обратиться к другим объектам, не лишённым определённых
достоинств.
Опять же Алик распознал в компании, оккупировавшей полностью столик в
другом направлении зала - очевидных представительниц нужной профессии: две
брюнетки были вызывающе накрашены и одеты, только они уже обеспечили себя
работой в виде двух солидных плешивых мужчин в дорогих костюмах, и вряд ли
решились бы на смену заказа. Менее очевидными нам показались ещё два случая в
пределах видимости: рослая шатенка недалеко от стойки могла просто наклюкаться,
вследствие чего она и производила странные движения руками и головой, а ещё
одна девица могла оказаться наркоманкой, в поисках дозы способной и согласной
на всё, что только предложат. Как сторонники здорового образа жизни мы ни в
коем случае не хотели поощрять её: тем более что несколько позже выявилось её
соседство с рослыми крепкими ребятами, вряд ли согласящимися одолжить её на
вечер.
Больше нам, к сожалению, не удалось отметить ничего заметного и
примечательного: наплыв клиентов, похоже, заставил многих уже покинуть
заведение, и жалкие резервы вряд ли в состоянии были заполнить получившуюся
брешь; во всяком случае никто не спешил к нам с предложениями, что заставило
нас уже полностью переключиться на готовящееся представление.
Музыканты уже были на месте: они подключили инструменты и занимались их
настройкой и доведением до правильных кондиций. Двое пощипывали гитары, ещё
один опробовал клавишные, четвёртый же участник расположился у доставшихся по
наследству барабанов, и прилаживал теперь громоздкую конструкцию в наиболее
подходящую форму. Только девица лениво посматривала по сторонам, отрешившись от
происходящего: она походила на солистку, готовящуюся выплеснуть заряд энергии и
смутить общий покой, обусловленный обильной едой и выпивкой под приятную
музыку. Здесь готовилось нечто - о чём поспешил объявить высокопоставленный
сотрудник заведения: специально ради этого он пронёсся метеором через весь зал
и - стоя на возвышении рядом с нами - оповестил всех о радостном событии.
Значит, здесь на самом деле пролегает маршрут, по которому движутся все
восходящие звёзды, готовясь взойти на самый небосклон? Мы были обрадованы таким
известием, и хотя название группы оказалось нам совершенно незнакомо, мы ничего
не имели против: поприсутствовать на бесплатном концерте молодых начинающих
музыкантов было достаточно интересно.
Конферансье улетел обратно - по основным делам - предоставив всем
возможность оценить новичков. Они на самом деле были очень молоды: старшие -
клавишник и ударник - вряд ли перевалили за двадцать пять, гитаристы же были
ещё на два-три года моложе; что же касается предполагаемой солистки - на
которую Алик успел положить глаз - ей было лет восемнадцать, и предварительное
впечатление говорило в их пользу: они выглядели довольно живописно, но не
вызывающе, и теперь оставалось увидеть их в деле и понять: чего они стоят уже
по существу.
Наконец они выстроились: на секунду они все замерли, а потом осторожно
и аккуратно вступил клавишник. Подключилась одна гитара, потом вторая, бухнул
барабан - проверяя прочность конструкции - и длинное ухабистое вступление
начало разматываться перед плотно закусывающей аудиторией, начинавшей уже
проявлять некоторый интерес.
С чем-то подобным мы сталкивались и раньше: довольно длинное заунывное
начало перешло в основную фазу, причём солистом оказалась не девица, а один из
гитаристов. Хрипловатым гнусавым голосом он тянул внятную, вполне различимую
мелодию, где-то уже явно встречавшуюся. Набор слов не играл существенной роли:
их спокойно могли заменить другие слова с другом смыслом, так что подобная
изоморфность вызывала не лучшие чувства: подобие музыки, слов, а также манеры
исполнения наводила на крамольную мысль и о подобии самой группы бесчисленным
предшественникам и учителям, у каждого из которых было что-то обнаружено и
позаимствовано.
Девица тоже не бездельничала: она старательно сопровождала мелодию
плавными покачиваниями всего тела, стоя слева от солиста и стягивая на себя
дополнительное внимание зала - особенно мужской половины. Это безусловно давало
результат: внимательные цепкие взгляды давно уже ощупывали гибкое
привлекательное тело и задорное личико, а также копну рыжих волос, мотавшуюся
во все стороны и периодически задевавшую микрофон, находившийся перед нею.
Значит, он ей ещё понадобится? Догадкой я поделился с Аликом, вовсю теперь поедавшим
глазами столь лакомое аппетитное блюдо. Хрустящая корочка явно скрывала нежную
ароматную начинку, где среди сладости и амбры должны были попадаться более
терпкие составляющие, способные взбодрить и дать новые чувства и ощущения.
Вероятно, так же оценивали ситуацию и ещё некоторые из присутствующих, так что
у Алика имелась целая куча опасных соперников и конкурентов: но наверняка
никому из них не светило и просто не могло повезти в этой обстановке и при этих
условиях: безусловно один из участников группы был её близким другом, а все
вместе они образовывали защитный барьер, преодолеть который смогли бы только
чрезвычайные усилия и обстоятельства.
Но за неимением лучшего пока имело смысл понаблюдать за выступавшими на
сцене. Первый номер программы успешно завершился - угаснув наподобие эха,
многократно отразившегося от скал и каменной насыпи. Они поехали дальше:
солистом снова оказался тот же участник - тонкий и измождённый с виду парень с
длинными кудрями до воротника - так что хотелось даже пригласить его за стол и
накормить до отвала - но композиция пошла более живая и целеустремлённая.
Девице наконец пригодился микрофон: она уменьшила амплитуду движений и стала
подпевать, чуть приоткрывая достаточно большой - как теперь выяснилось - ротик.
Голосок у неё оказался вполне приличный: иногда она даже почти доставала
безголосого солиста, что вызывало удивление: почему ей не предоставлено главное
место у микрофона и отведена лишь вспомогательная роль? Мелодия растекалась по
залу, вызывая интерес у новых посетителей, занимавшихся до того поглощением еды
и напитков, а также тесным общением с ближайшими соседями. Одна парочка даже
покинула насиженное место, и теперь мерно двигалась на свободном пятачке, не
таком уж на самом деле обширном. Мы всё ещё ждали официанта: он находился в
глубинах заведения и ничем пока не мог нас порадовать. Мне тоже захотелось
присоединиться, и только отсутствие партнёрши заставило усидеть, однако Алика
не смутила такая мелочь: некоторое время он, видимо, примеривался к ситуации, и
потом отбросил церемонии в сторону, выскочив к самой сцене и встав напротив не
ожидавшей подобного девицы.
Он явно мешал ей: настроенной на общение со всем залом - безличным и
аморфным скоплением - ей при пришлось вдруг учитывать наличие моего друга и
попутчика - ловкого и красивого парня - вовсю теперь старавшегося произвести
впечатление: у него оставалось много сил, не израсходованных по назначению, и
явные намёки - в виде характерных телодвижений - как бы приглашали её составить
компанию. Кое-где уже смеялись: Алик оказывал действие не только на артистов,
вынужденных теперь считаться с его присутствием; они не могли просто прерваться
и попросить его отойти в сторону, хотя, возможно, я ошибался и дело обстояло иначе:
он создавал ажиотаж и способствовал их успеху.
Подтянулось подкрепление: ещё парочка захотела воспользоваться
возможностью, заполнив большую часть остававшегося пространства. Они уже
столпились вокруг площадки, закрывая многим видимость и позволяя Алику
заигрывать и строить глазки: он попал в родную стихию, и его не надо было учить
наведению мостов или закладке фундамента под ожидаемое, что должно было
начаться здесь, приведя после цепочки встреч к естественному исходу.
Возможно, он вполне серьёзно относился к своей затее, вот только объект
желаний никак не реагировал, выдавая отстранённость и равнодушие. Теперь роли
на площадке изменились: наконец-то именно ей досталась солирующая партия, что
благотворно отразилось на ситуации: на фоне предшественника она выглядела более
убедительно, скрашивая несовершенство опуса ощутимыми вокальными данными. Она
полностью отдавалась пению, и на долю Алика выпадала лишь обезличенная волна
тёмной опасной энергии, способной разрушить всё до основания и развеять в прах,
что весьма странно выглядело для молодой красивой девушки: ничего зловещего или
демонического не проглядывало до того сквозь вполне сформировавшиеся очертания
рыжеволосой шустрой девчонки, теперь же она превратилась в фурию, испускавшую
нечто угрожающее. Хотелось даже встать и прийти Алику на помощь: неужели до сих
пор он не разглядел под яркой внешностью такого несомненного пугающего
сочетания: острых длинных ногтей - которые так и хотелось обозвать когтями -
горящих тёмных глаз и вроде бы даже удлинённых клыков в уголках рта, вызывавших
из памяти фильмы ужасов, повествующие о вампирах.
Однако мой друг и напарник не реагировал на явные сигналы: вовсю
разгулявшийся адреналин окончательно лишил его возможности трезво оценивать
обстановку: как глупое доверчивое насекомое он летел на сладкий манящий запах,
не замечая за красным цветком упругого стебля и сильных листьев и лепестков,
готовых схлопнуться и захватить добычу, чтобы потом уже - в темноте и
спокойствии - насладиться сочной спелой плотью, переваривая её и превращая в
новые молодые растения.
Наконец дурман немного развеялся: протяжным криком она завершила свой
номер и отступила вглубь. Она закрыла глаза и присела, а командование вновь
принял основной солист и, видимо, организатор компании: уже с самого начала дав
понять, что шутки кончились и готовиться следует к наихудшему.
К счастью, подоспел официант с готовым заказом: пока он расставлял
многочисленные блюдца и тарелки, мне удалось привлечь внимание Алика: мы ведь
планировали ещё и плотно перекусить, а его кривляния выглядели дурацкой затеей,
способной лишь развеселить публику. Уже под нарастающий шум и грохотание он
наконец занял место напротив, и очень вовремя ему удалось сделать это, потому
что на площадке началось нечто грубое и тошнотворное.
Державшаяся до того в рамках приличия команда вдруг заиграла на порядок
мощнее: они явно усилили громкость динамиков, но одним только этим дело не
ограничилось: низкие частоты получили заметное преимущество, создавая вместе с
синкопированным ритмом мрачное тяжёлое полотно, на которое накладывался голос,
выплёвывавший в зал обрывки и междометия - даже у самой площадки неразличимые
по смыслу и содержанию. Сам же артист - выхватив микрофон из держателя и
оставив гитару - начал сложные метаморфозы: если вначале он отклонялся лишь
вправо и влево, то после трансформации пошли уже неконтролируемо: он стал
извиваться по всем направлениям как толстый неаппетитный червяк, и зал наконец
не выдержал: что-то просвистело в воздухе, и с удивлением и тоской мы увидели,
как по стене медленно сползают вниз кожура и мякоть большого сочного помидора.
Метатель слегка промахнулся: ненадёжная вертлявая цель давала немного
шансов на успех - к счастью не реализованных - но при этом чуть-чуть пострадал
один из участников: барабанщик был всё же задет сочной влагой, брызнувшей во
все стороны, и теперь с яростью отряхивался от последствий неожиданного душа.
Музыканты прервались: пару секунд они приходили в себя, и наконец солист громко
позвал администратора. Мы заметили, что кто-то уже мчится на всех парах -
готовый навести порядок и наказать виновных - так что когда разгорячённый
сотрудник добрался до эстрады и занял позицию - мы уже были готовы к новому
представлению.
Безусловно, он был возмущён и шокирован подобным хамством: что
совпадало с мнением большей части зала. Все сразу заоглядывались в поисках
хулигана, в одном месте возник шум, и тогда сотрудник, грозно нацелившись
именно в том направлении, бросил наконец вполне естественный вопрос.
“Кто бросал?! Вы бросали?”- Он ткнул рукой в компанию, где явно
подобрались крепкие мускулистые ребята, вряд ли согласящиеся легко оставить
позиции. Сразу же один поднялся: слегка покачиваясь, он остановил пытавшихся
вмешаться приятелей, и уверенно и нагло принял вызов.
“Ну я: охота дерьмоту всякую слушать. А дальше выпендриваться будут: у
нас ещё найдётся.”- Он качнулся, и потом - с прищуром вглядевшись в противника
- перешёл уже в атаку.-”А ты мне что-то возразить хотел?”
После наглого выпада мог быть только один исход: администратор должен
был вызвать охрану, и тогда уже другие сотрудники - в полном соответствии с
правами и обязанностями охранной службы - аккуратно взяли бы невежливых гостей
под локотки и доставили их к выходу, на случай же сопротивления у них
безусловно имелись весомые аргументы. Однако мы увидели другой сценарий:
администратор почему-то смутился и виновато посмотрел на наглецов, совершенно
проигнорировав грубость.
“А что же вам не нравится: молодые музыканты - восходящие звёзды - если
вы не знаете. И в самой столице несколько раз выступали: в том числе и в
дорогих клубах.”-”Вот и пускай дальше там выступают: а дерьма нам своего хватает.”-
Громила довольно оглянулся в поисках сочувствия и поддержки - и сразу бухнулся
на сиденье. Пронёсся гул: далеко не все, оказывается, хорошо встретили группу,
и у выступавшего обнаруживалось много сторонников, с помощью различных способов
выражавших теперь отношение: в одном месте захлопали, трое или четверо
посетителей бросили одобрительные фразы, а ещё где-то горячо заспорили, не
придя к единому мнению.
Администратор выглядел жалко и потеряно: я даже посочувствовал его
дурацкому положению и испорченному вечеру, которые требовали теперь
радикального вмешательства и возвращения в рамки минимальных приличий. В зале
оказалось многовато всё тех же крепких ребят с непрошибаемым апломбом и
животными повадками: это их машины заполняли прилегающие к зданию тротуары, и
их девицы вкушали самое лучшее на заработанные нелёгким промыслом средства,
вполне уверенно глядя в будущее, и только мы были здесь жалкими нищими и прихлебателями.
Наконец он решился: мы увидели, как сотрудник обсуждает что-то с
солистом и барабанщиком: солист бурно вскинулся, возмущённо махнув рукой, что
никак не повлияло на администратора, продолжавшего бубнить настойчиво и
непреклонно. Потом солист что-то крикнул: мы увидели перекошенное злое лицо,
слегка даже покрасневшее, обернувшееся ко всем по очереди: он дал им внятное
указание. Сразу же они стали действовать: барабанщик и клавишник подхватили
свою массивную конструкцию, и во главе с солистом они все вместе проделали
обратный путь до дверцы в стене.
Значит, администратор встал на сторону хамов и наглецов, просто
выпроводив не понравившихся им музыкантов? Это было что-то новенькое, не
встречавшееся мне до сих пор. Я внимательнее пригляделся к виновникам скандала:
совершенно явно это были заметные представители своей профессии, снабжённые главными
отличительными чертами и атрибутами: квадратные подбородки под оловянными
пристальными взглядами пугающе действовали на соседей, вынужденных мириться с
агрессивным окружением, выглядевшим окончательными хозяевами заведения и заодно
жизни, что проявлялось и в важнейшей для нас сфере: именно за их столами
занимали место нужные нам сейчас кадры, и никаких шансов переманить их к себе у
нас не было.
Тишина и молчание после ухода музыкантов длились недолго: всё из той же
дверцы появились двое мужичков - уже среднего зрелого возраста - и с трудом
притащили тяжеленные объёмные ящики. Они развернули и установили их: после
подключения по залу растеклась приятная спокойная музыка, и мы наконец смогли
приступить к активному поглощению доставленных заказов, не отвлекаясь больше на
постороннее.
Алик снова заскучал: не находящие приложения силы заставили его с
яростью наброситься на еду: со злостью он кромсал тупым ножом кусок
прожаренного мяса и тут же глотал получившееся вместе с рисом и салатом,
запивая всё из банки. Я попробовал вино: терпкий аромат подтверждал подлинность
напитка, на самом деле выдержанного положенное количество лет в тёмных холодных
подвалах где-то в предгорьях Кавказа; вместе с салатами оно воспринималось
просто замечательно, заставляя подумать о новом заказе: о красной икре или, к
примеру, о блинчиках, вполне прилично готовящихся в подобных заведениях.
Однако я не успел со своим предложением: разобравшись с основным
пищевым массивом, Алик уже снова обратился в сторону зала, наметив на этот раз
отдельное самостоятельное направление: его взгляд упёрся в длинную стойку бара
с рядом сидений, частично сейчас заполненных, и я благословил его на новую
попытку заполучить наконец то, ради чего мы приехали в этот тихий городок.
Я видел, как медленно и плавно он крадётся по залу, огибая столики и
щедро разбрасывая улыбки по сторонам, совершенно не находящие однако
адекватного приёма и ответа, что не слишком расстраивало теперь моего друга и
попутчика: широким неводом он мог подцепить лишь случайную мелкую рыбёшку, вряд
ли достойную серьёзного внимания, а курс корабля был заранее проложен в тёплые
светлые воды, где плещутся и играют сильные привлекательные рыбины и русалки.
Я наконец увидел намеченную им цель: худая брюнетка у дальнего края
стойки давно уже, видимо, была запеленгована и оценена по достоинству, и теперь
мягкими кошачьими движениями - стараясь не спугнуть дичь - Алик подкрадывался
ближе. Даже странным казалось: как это до сих пор она избежала общей участи, и
Алик собирался исправить оплошность, надеясь на сговорчивость и доступность.
Он подошёл: я видел, как он улыбается и говорит - бойко и напористо -
расшаркиваясь и одновременно давая понять, кто здесь важнее и значительнее, и в
то же время выражая полную готовность служить и быть преданным. Она улыбнулась:
дело пошло на лад, заставляя забыть о провалах и неудачах текущего дня: после
нескольких сорванных поклёвок поплавок заходил в стороны, готовясь нырнуть под
воду или плавно уйти в глубину. Алик был в родной стихии: разговоры один на
один в приятной обстановке были ему так же близки и любимы, как и разъезды по
всему городу на служебной машине в компании с непосредственным начальником, с
безразличием взиравшим на мелкие погрешности Алика как на дороге, так и в
личной жизни: какое ему было до них дело, если он не нарушал законов и
официально действующих правил, в числе которых ничего не было насчёт
супружеской верности и чистоты, а также соблазнения других женщин. Жёны друзей
были, конечно, святым и недоступным исключением: скреплявшие нас дружеские
чувства просто не позволяли ему покуситься на этот источник, да Алику и так
хватало возможностей и средств, а постоянная нацеленность сильно облегчала
задачу.
Так же и сейчас он опробовал традиционную схему: обаяние и живой напор
оказывали заметное действие, и даже на расстоянии я ощущал появившийся интерес
и отклик на шустрого занимательного собеседника: скучавшая молодая женщина уже
ласково смотрела и улыбалась в ответ, обещая нечто большее как-нибудь попозже.
Значит, он уже устроил свои дела? Можно было позавидовать Алику, но я-то ведь
тоже приехал сюда с вполне определённой целью, имея достаточные основания и
средства для её достижения. Ещё раз я огляделся: пьющая и закусывающая публика
была малоинтересным зрелищем - особенно в подобном виде - и до сих пор
отсутствовала главная составляющая, которая и привела нас сюда: молодые и
привлекательные одинокие женщины.
Я снова занялся едой: не оставлять же было качественные и дорогие
блюда, появляющиеся дома обычно по праздникам. Вино мне понравилось меньше: вряд
ли оно происходило из того места, на которое указывала бутылочная этикетка,
хотя и не было откровенной грубой подделкой: хозяева заведения наверняка знали
о не вполне легальном статусе напитка, купив партию по сходной цене. Основные
клиенты кафе - насколько я заметил - предпочитали более крепкие жидкости, и с
ними-то наверняка всё было в порядке, тем более что качественное и полноценное
производство было налажено буквально под боком: в том городе, откуда мы
приехали в тёплый весенний день.
Я чуть не пропустил самого интересного: поднимая взгляд, я увидел
красное лицо моего друга и попутчика в опасном окружении: он явно оправдывался
перед рослыми крепкими ребятами, что не мешало им отвешивать сочные оплеухи.
Молодая женщина - явный предмет раздора - бурно оправдывалась, вполне возможно,
сваливая всю вину на Алика: нахального прилипчивого типа, навязавшегося ей, так
что Алику вряд ли можно было позавидовать. Наконец они расступились: с бешеными
злыми глазами он нёсся обратно, задевая чужие стулья и не извиняясь, и только
его явно неадекватное состояние защищало его от нападок посетителей.
Он тяжело бухнулся и сразу хлебнул из рюмки.-”Видал цыпу? Эта стерва
чуть меня не подставила: я такого сейчас наслушался... А ты тоже хорош:
называется, друг.”-”И что я мог сделать: хотелось бы знать?”-”Хотя бы
подошёл.”- Он разгладил волосы.-”Так что с цыпой?”-”Так: стриптизёрша. Вот
только ребята её отошли, а она про это ничего не сказала. Хотя бы
намекнула...”- Он грубо выругался, вспоминая всех местных потаскух со всеми их
покровителями и ближайшими родственниками.-”А что стриптизёрша: будет
выступать?”-”Сейчас нет: сказала, что после девяти, такой уж
распорядок.”-”Понятно. Жаль.”-”Да здесь, как я понял, вечером только для своих.
И нас бы всё равно выперли. Сволочи.”- Он бросил взгляд туда, где недавно
пережил позор и унижение, и мне тоже захотелось ещё разок взглянуть на местную
стриптизёршу: она уже загладила свой грех и радостно ворковала с одним из
парней, попивая через соломинку жидкость из длинного бокала.
Мы снова заскучали: день перевалил за середину, так ничего и не дав нам
до сих пор. Бурная жизнь в городке - таком тихом и невидном совсем недавно -
превращала нас, столичных гостей, в людей второго сорта, для которых в наличии
есть лишь грязная рухлядь и отбросы, или вообще ничего. Мне захотелось обратно:
знаний Алика должно было хватить на поиски нужного нам сейчас, а деньги пока
ещё лежали в укромных местах, дожидаясь своего времени.
Мы обсудили предложение: Алик выразил готовность. “Вот только доедим
всё и допьём.” Всего оставалось ещё порядочно: румяные толстые булки вполне
подходили к вину и фруктам, горкой поднимавшимся в стеклянной вазе. Алик не
доел ещё основного блюда, так что теперь вовсю навёрстывал упущенное. Для
начала я занялся апельсином: нож с закруглённым лезвием плохо резал пахучую
оранжевую шкурку, и я достал из сумки собственный инструмент, годившийся для
чего угодно. Апельсин с трудом разделялся на дольки и брызгал, так что я съел
только половину, положив остаток в кучку мусора. Яблоко выглядело привлекательнее:
жёлтая мякоть “голдена” и в самом деле оказалась приятнее на вкус, а
остававшиеся ещё груши, бананы и виноград выглядели многообещающе.
Я передохнул и осмотрелся: всё выглядело по-прежнему беспросветно.
Неожиданно возникли движение и взгляд: явно к нашему столу двигалась немолодая
женщина, и даже мне была очевидна её профессиональная принадлежность, ярко
подчёркнутая вызывающим платьем и косметикой, густо наложенной на лицо и
открытую шею.
Пока она была далеко - ещё ничего не было ясно. Мой взгляд она, видимо,
приняла за приглашение, и теперь уже точно стремилась сюда, независимо от нашей
воли и желания. Я толкнул Алика и показал направление: он сразу скривился,
выдавая оценку: совсем не того ждал он сейчас. “Это ты позвал её?” Я выразил
возмущение: не совсем пока ещё я сошёл с ума. “Но в конце концов её в любой
момент можно будет послать.” Алик хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли ставя мои
слова под сомнение, но он так ничего и не сказал, когда женщина наконец добралась
и плотной тенью нависла над столом, источая густой терпкий букет запахов.
“Ну что, мальчики, скучаете? А позаботиться некому: вижу, вижу...
Может, угостите?”- Она слегка нагнулась и обдала нас слабым ароматом коньяка,
прорвавшимся через другие составляющие. Мы не были против: Алик тут же налил
драгоценной розовой жидкости в пустой неиспользованный бокал, а я специально
подставил вазу с фруктами и достал за хвостик самую спелую виноградную кисть.
Она приняла предложенное: по-хозяйски устроившись рядом с Аликом, она прилично
отхлебнула и стала отщипывать сочные виноградины, сплёвывая косточки в руку.
Значит, у неё ещё обнаруживались и явно деревенские замашки? Это было неприятным
открытием, особенно в сочетании с другим: сразу же проявившимся интересом к
Алику, что совершенно ему не нравилось и вызывало даже раздражение.
Однако женщина не обращала внимания: явно заметив наше безвыходное
положение, она уже наметила себе цель и теперь понемногу старалась закрепиться
на добытых позициях, расширяя плацдарм: она уже трепала Алика по щёчке - с
нетерпением отворачиваемой - и призывно заглядывала ему в глаза, рассказывая с
придыханием неясные подробности из прошлой жизни, так что ему просто
приходилось выслушивать ненужные и наверняка приукрашенные сведения, с тоской
ковыряясь в тарелке. Обычная галантность не позволяла Алику послать её в грубой
форме: если с мужчинами он и мог позволить себе подобное, то при общении с женщинами
он никогда не опускался до примитивного и хамского выяснения отношений, предпочитая
молчание. Но сейчас обычное средство не срабатывало: я видел, как он краснеет и
наливается злостью под монотонное кудахтанье сбоку, и даже позавидовал наглости
курицы-несушки, сквозь все преграды рвущейся к цели.
Однако Алику, похоже, надоело такое положение. Он сделал мне знак - не
пора ли сваливать отсюда? - и после одобрительного ответа обернулся наконец к
настырной соседке.-”Всё, что вы рассказали, конечно, интересно, но нам уже
пора.”- Она вскинулась.-”А вот я знаю тут одно местечко: и мы можем там
продолжить - уже наедине. А?”-”Извини, красавица: может, как-нибудь в другой
раз?”-”Ну как же в другой раз: а вдруг меня не будет, или я буду занята, или ты
вообще не придёшь: кто тебя, шалунишку, знает? Может, ты тут в первый и
последний раз: а какой хороший мальчик - да и приятель твой тоже ничего; а не
хотите ли вместе - да, да! - оба со мною одной: у меня просто шикарная койка - так что на всех места хватит - а возьму я совсем
недорого: за подобные-то вещи. А насчёт качества и не сомневайся.”- Она
прижалась к Алику, придавив его к стулу и склонившись сдобным рыхлым лицом над
его лицом, что совсем уже не могло ему понравиться: уперевшись ей руками в
солнечное сплетение, он с трудом избавился от тяжёлого груза, отжав её. Я
приподнялся в поисках официанта: надо было спешить, стараясь не доводить дело
до серьёзного скандала, потому что ближайшие соседи уже оглядывались, обнаружив
новое для себя зрелище.
Когда наконец подскочил призванный мною сотрудник, выяснение отношений
было в разгаре: дама обвиняла Алика в грубости и хамстве, призывая соседние
столики поддержать её, на что - к счастью для нас - они никак не реагировали,
наблюдая за спектаклем издали с безопасного расстояния. Официант тоже
проигнорировал призыв: не для того он находился в данном заведении в данное
время, следить же за порядком вообще было работой совершенно другой службы, на
что он и указал, смерив даму внимательным взглядом. “Они ведь вам пока ничего
не задолжали?” Даме пришлось утвердительно кивнуть, после чего она завела речь
об оскорблении, нанесённом только что на глазах свидетелей, и компенсации,
способной всё загладить. Мы тут же возмущённо затрясли головами, призывая тех
же свидетелей встать на нашу сторону, что произвело на официанта нужное
впечатление. “Ну ладно: я приму у вас деньги за заказ, а дальше - если хотите -
можете идти разбираться к администратору: вон там, видите?”- Он показал
направление, и быстренько оформил нам счёт - явно не стесняя себя в точности и
округляя цифры в нужную сторону - и только из-за сложности ситуации мы не стали
требовать уточнения показателей и выложили требуемое, честно разделив пополам.
От дамы мы отвязались почти сразу: она разумно ограничилась одной
сотней, посчитав инцидент исчерпанным. “Вот ведь стерва?” Выбираясь из
заведения, Алик бормотал под нос ругательства, используя достаточно крепкие
обороты: это ведь ему пришлось выложить сто рэ за вещь, не
стоившую ничего: совершенно к другому он привык за последние годы жизни, и
против подобных ловкачей у него был достаточный иммунитет, и только общие
неудачи дня служили ему и мне оправданием.
Всё ещё светило солнце: не так долго мы проторчали в заведении,
насытившись телесно, но так и не получив главного. Удача явно не была на нашей
стороне: срывы с крючка чередовались с обрывами лески, а клюнувшее и попавшееся
наконец создание оказалось толстой пухлой жабой, явно не способной стать
украшением в перечне побед и достижений. Алик всё не мог успокоиться: пока мы
выбирались на главную трассу - ведущую к станции - он вспоминал и в деталях
разбирал несостоявшуюся любовницу: кривой рот с золотыми фиксами в глубине,
круглое личико и масляные наглые глазки, способные лишь отвратить тонкого
ценителя и специалиста - каким себя безусловно он считал. Я безусловно
соглашался: явно не для того мы организовали поездку сюда, принимая меры
безопасности и захватив денежные запасы, теперь заметно истончившиеся. “Не ради
этой же дуры?” Алик припоминал, куда ещё мог бы отправиться сегодня: три или
четыре точки на карте наверняка были бы готовы к его приезду, и ещё парочка
мест также могла оказаться приемлемой, только слишком поздно уже было для
нового визита, и оставался путь домой: в семейное лоно.
Но для Алика это не было отдыхом: только в качестве обязанности
воспринимал он собственное пребывание в квартире в свободное от работы время: и
если домашние обязанности - вроде мелкого ремонта на кухне или в ванной - были
святым, то уже от проверки уроков дочери он всеми способами старался
отвертеться. Ссылаясь на троечный аттестат и всего лишь среднее образование, он
перепоручал эту заботу любимой супруге: получившей хоть и вечернее, но всё же
высшее образование. “А на что она тогда шесть лет угрохала?” Здесь он оказывался
прав: вряд ли выполняемая ею работа требовала слишком высокой квалификации,
явно же щадящий график оставлял достаточно времени и энергии. “А могла бы и
дома сидеть: я - по-моему - достаточно зарабатываю.” Насколько я знал, дело
было не в деньгах: она просто не хотела похоронить себя в домашних заботах,
полностью подчинившись и доверившись мужу. У меня это вызывало уважение: я знал
достаточно семейных пар, в которых жёны - получив поддержку в виде солидного
заработка мужа - тут же пускались в свободное плаванье, выбраться из которого
не всегда можно было с минимальным ущербом: они теряли квалификацию и
расплывались бледными медузами под лучами яркого светила, и очень немногим - в
случае крайней нужды - удавалось собрать себя заново и вернуться к полноценной
жизни и работе.
Мы наконец выбрались из переулка: насыщенная жизнью трасса вела нас
далеко отсюда, хотя и сопровождала дорогу новыми впечатлениями: кроме следов
предвыборной компании здесь мы видели наконец все признаки центра местной
жизни: отделение банка переходило в узел связи, а продовольственные магазинчики
теснились в длинном приземистом здании, соседствуя с автосалоном, совершенно
неожиданно вместившемся в старинном доме, на котором - вполне возможно - раньше
висела табличка, ставящая его под охрану государства. Однако сейчас сквозь
огромную витрину - вырубленную прямо в стене - мы разглядели вполне современный
торговый зал, заставленный не менее современными машинами, и с большим трудом
удалось мне удержать Алика, так и рвавшегося потрогать и рассмотреть вблизи
блестящие лаковые поверхности.
За автосалоном обнаружился ювелирный магазин: под внимательным взглядом
охранника - выглядывавшего из полуоткрытых дверей - мы миновали бронированное
лицо заведения, делавшего явную ставку не на количество, а на качество
продукции: один только золотой крест - зато очень большой - возлежал рядом с
массивной цепью в середине композиции, несколько колец и перстней - с разноцветными камнями - устилали подножие, а наверху - явно не на
продажу - была выставлена целая скульптурная группа, отлитая из золота и
серебра. Безусловно, она имела отношение к ювелирному искусству, не являясь
изделием ширпотреба, и мы не стали смущать охранника, коротко осмотрев ценные
экспонаты.
Дальше начиналась площадь: мы даже не сразу поняли это, когда миновали
последнее здание: перед нами открылась берёзовая аллейка - в два ряда, за
которой находился пустырь - заполненный сейчас густой разноликой толпой, и
только в глубине - за сотню с лишним метров - мы разглядели дом с греческими
колоннами, придатком к которому и была площадь.
Раньше - без сомнения - дом принадлежал либо местной власти, либо здесь
находился дворец культуры с кинотеатром и многочисленными секциями, на что
указывали стенды для афиш, сохранившиеся в нескольких местах. Но совсем другой
хозяин был теперь здесь: через весь фасад протянулась длинная разлапистая
надпись металлическими буквами, так что мы не сразу смогли правильно прочесть
название, путаясь в многочисленных приставках суффиксах и корнях, пока не
добрались наконец до самого конца. Слово банк всё объясняло и ставило на места,
выявляя - судя по всему - одного из местных хозяев жизни. “Вот ведь уроды:
названьице придумали.” Я согласился с Аликом: где-нибудь на бланке такое
длинное и пышное имя и могло бы выглядеть солидно и впечатляюще, вот только
вряд ли кто-то из людей - без предварительной тренировки - мог выговорить это
имя полностью: от начала до конца.
Вряд ли скопление людей имело отношение к банку: закручивавшиеся кольца
совершенно не доходили до колонн и широкой лестницы, группируясь случайным
образом в пределах открытого пространства. Мы заметили несколько машин: по всей
видимости они и являлись ядрами, вокруг которых скручивались нестройные
подвижные спирали, периодически выбрасывая протуберанцами отдельных людей,
сжимавших пакеты или чем-то наполненные сумки. Значит, здесь что-то дают? Нам
сразу стало интересно: необычность происходящего могла поправить наше траурное
настроение, ещё раз доказывая бурную жизнь городка. Мы подошли ближе: броуновское
движение, судя по всему, на самом деле регулировалось и находилось под
контролем: внимательные и благодушные ребята - расположившиеся по периметру -
наподобие овчарок стерегли послушное неопытное стадо, не давая разбежаться и
наводя порядок в случае необходимости. Но не со всем, похоже, им удавалось
справиться полноценно - хаоса и беспорядка здесь было явно больше - и только
подойдя совсем близко, сквозь шум и толкотню мы увидели и услышали главных
действующих лиц.
Трибунка, сооружённая в самом центре скопления, могла вместить лишь
одного или двоих: временная деревянная конструкция возвышалась маяком света над
морем мрака и невежества, озаряя его и одаривая вспышками мудрости. Вспышки
производили двое: молодой и высокий - наш ровесник - верещал высоко и
возвышенно, его сосед - в котором мы узнали самого упитанного из кандидатов
компании - говорил тяжело и скупо, с трудом выбирая слова. Но даже динамики у
подножия не могли разогнать тумана и пробить завесу: совершенно явно почти
никто не прислушивался к выступавшим, занимаясь совсем другим - более приятным
и полезным - для прояснения чего мы решились-таки влезть в это тёплое
булькающее болото.
Далеко не сразу мы нашли конец очереди: толкотня и ругать не поделивших
чего-то местных жителей сильно затрудняла поиск, и только большая настойчивость
вывела нас наконец в правильное место. Поддатый мужичок - представившийся
последним - оказался малоразговорчивым: возможно из-за количества выпитого.
Ближайшие соседи также не захотели делиться информацией: одна женщина стыдливо
отвернулась, другая же с подозрением оглядела нас. Разве здесь происходит
что-то недостойное? Вряд ли в одном из главных мест города - на виду у всех -
могли быть организованы вещи незаконные и противоестественные, так что мы не стали
стесняться и громко - во всеуслышание - спросили о происходящем. Наконец нам
ответили: молодая женщина обозвала мероприятие митингом по случаю предвыборной
компании районного руководства. “Так это мы и так поняли! Мы не поняли: а чем
вы тут занимаетесь?”-”А тут... агитация.”-”И чем это вас агитируют?”- Повисла
тягостная тишина, подтвердившая неуместность и даже хамский характер вопроса:
мы увидели, как все отшатнулись и враждебно ощетинились, и во все стороны
побежала отливная волна; кажется, мы поняли смысл происходящего, нам только
хотелось подтверждения и конкретизации увиденного - чем именно и в каком
количестве соблазняют аборигенов, и какие силы здесь задействованы; но нам не
дали такой возможности: мы уже видели, как несколько мордоворотов - только что
благодушно настроенных - уже спешат в нашу сторону, расталкивая плотное
скопление. Им явно стукнули, и теперь нас обкладывали со всех сторон, устраивая
правильную облаву: двое шли из глубины толпы, и ещё двое отрезали нам дорогу, и
только героический рывок мог спасти нас от расправы.
Безусловно, ни мне, ни Алику не хотелось продолжения знакомства: вот
только мы не могли так же бесцеремонно расталкивать собравшихся, иногда проявлявших
даже враждебность: кто-то вцепился в мою сумку, и несколько секунд я вырывался
из плотных объятий, с тоской ожидая неминуемого. На краю толпы меня уже ждали:
я бросился мимо огромного жирного увальня и сразу получил удар чуть пониже
спины, только добавивший мне скорости. К счастью, он не пытался задержать меня:
против подобного громилы я был абсолютно бессилен, а его соратники могли
оказаться серьёзнее настроенными. Я подбежал к Алику, уже остановившемуся и
ждавшему меня: ему удалось миновать опасность, и теперь он сочувственно смотрел
в мою сторону.
Уже оказавшись рядом, я увидел, что он не один: большой куст черёмухи
скрывал его собеседника - парня лет на пять моложе - быстро что-то моловшего,
подхихикивая и кривляясь. Значит, у Алика есть тут ещё знакомые? Это было
неожиданно: я посвятил Алика во все основные детали местных контактов, и вправе
был ожидать того же от него. Я с интересом посмотрел на новичка: подвижная
обезьянья мордочка сразу обернулась в мою сторону, и такая же обезьянья лапка
вынырнула откуда-то из-за спины в надежде на рукопожатие. Я адекватно откликнулся:
влажная потная ручонка слабо и нервно дёрнулась в моей руке - изображая приветствие
- и он представился, растянув губы в улыбке. “Костя.”
Я сделал ответный ход: приятель Алика заслуживал уважения уже за одно
за это: далеко не с каждым Алик стал бы поддерживать дружеские отношения. Я
прервал его излияния, но после приветствий он быстро нашёлся и понёсся дальше,
так же кривляясь и фиглярничая.
“Да-а, так вот: повезло вам, ребята: одним синяком только на двоих
отделались - вон там, да? - а некоторые оказались не такие счастливые. А как у
одного тут господина очки брызнули во все стороны - так это вообще! А почему
всё: приставать не надо было - к кому не следовало - и ведь очками-то дело не
обошлось: тут же ментов нагнали, и господина того родная семья суток только
через пятнадцать снова увидит: никак не раньше!”- Он захихикал, и я наконец вставил
вопрос.-”Что-то я не понял: он в этой очереди стоял - тот господин?”-”Нет, нет,
нет: такие в очереди никогда стоять не будут - разве можно? Он вот как вы:
ходил и задавал всем дурацкие вопросы: что, и где, и почём. Пока на него
адекватно не отреагировали.”-”Ничего себе адекватно! Это же откровенные
бандиты, которые пасут стадо баранов и занимаются откровенным подкупом: разве
не так?”-”Так, так, так: а где ж вы других-то возьмёте, вы что: с луны свалились?
Долго, однако, вам падать пришлось: с луны-то.”- Он снова заржал, обнажив
жёлтые искорёженные зубы.-”Да ещё тут одних деятелей в самом начале повязали:
но там уж тихо обошлось, без рукоприкладства.”-”Ну и много тут... дают?”-”А это
по-разному: смотря в какой очереди стоять будешь.”-”То есть?”-”Тут, видите ли,
представители разных кандидатов: две очереди одного - соответственно для мужчин
и женщин - и ещё одна общая: уже другого.”-”Ничего себя! Как же они так
умудряются: они ведь конкуренты!?”-”О, это сложно! Это очень сложно. Но если
хотите,- он прищурился,- то могу вкратце освятить. Давайте только присядем вон
на ту скамейку: а то устал я что-то.”- Мы покорно двинулись за ним и устроились
в тени, спрятавшись от нежелательных свидетелей за широкими раскидистыми
кустами.
“Да никакие они не конкуренты: это только видимость для непосвящённых -
вы ведь не местные? - а любой осведомлённый человек давно уже знает: кто с кем
связан и кто чего на самом деле стоит. Вы ведь ничего не знаете?”- Мы
отрицательно мотнули головами, заставив его сразу же взбодриться.-”Хорошо: но
это долгая история. Нынешний глава администрации - старый и больной человек,
так что когда стало известно, что в новых выборах он участвовать не будет: а он
отмотал уже два срока, не считая работы до того также на весьма высоких должностях
- то сразу же все проснулись и вспомнили об амбициях. Амбиции, разумеется, и
раньше были, но только кто ж раньше посмел бы: он мужик-то ого-го какой, и
каких угодно противников в своё время переламывал. А тут и здоровье подвело, и
разные вопросы - по хозяйственной части - начали всплывать такие, что непонятно
стало: во что всё выльется. Так что решил он наконец удалиться на покой, но
чтобы при этом не оказаться в щекотливом положении - не загреметь куда-нибудь -
надо ведь своего человека поставить. А без этого - сами понимаете.”-”Понятно,
понятно. А что за хозяйственные вопросы?”-”Да хотя бы банк: который вон там на
площади: видите? Раньше ведь тут дворец культуры был, кинотеатр и прочее, а
теперь он его дружкам своим отписал.”-”Как? Просто так?”-”Зачем просто так: за
верную службу. Хотя оформлено всё по закону: и без опытных юристов не
подкопаешься.”-”И что же: никто не протестовал?”-”Да нет: были дурачки. И даже,
я слышал, в вышестоящие инстанции пробивались. Но кто ж их слушать-то будет: у
него ведь там тоже всё схвачено, так что он даже получал оттуда поддержку, и с
лопушками с теми: примерно как с тем господином пару часов назад обходились.”-”Ничего
себе!”-”А наш район - хочу заметить - оказался поделённым в последнее время
тремя группировками, так что преемника своего надо было именно в одной из них искать
и таким образом на одну из них и делать ставку. Непростая задачка!”
“А что касается сложностей, то только этим дело не ограничивалось:
предполагаемые кандидаты каждой из группировок оказались людьми, когда-то
работавшими с ним - пусть и в совершенно разных качествах! - но каждый из них
рассчитывал на благожелательное отношение уходящей власти. Так что когда выбор
состоялся, то двое других оказались смертельно обижены, и вначале даже пытались
объединиться. Хотя где им там: и когда замочили Сопатого - одного из лидеров
новой коалиции - то сразу же началась война не на жизнь, а насмерть: и там уж
каждый стал за себя.”
“А за что ж Сопатого замочили?”-”А чтоб не лез на чужое поле: он ведь большой
хитрец был, и вовсю уже идейками баловался, предназначенными для главного кандидата. Так что если б его допустили - как он сам того хотел -
он бы много крови попортил.”-”Кстати, я так и не понял: а кто же главный
кандидат?”-”Да вон - на площади разливается. Так что ты от его медвежат
благословение получил: по одному месту.”- Он дёрнулся и зашёлся в приступе
смеха; но мне совершенно не было смешно, так что я сурово посмотрел в глаза
новому знакомому - так хорошо осведомлённому обо всём здесь происходящем. Он
явно не был знакомым Алика: только сейчас я понял ошибочность такого
предположения, но совершенно неудивительно было то, что Алик сразу проникся к
нему доверием и заставил меня сделать то же самое: он вызывал большое уважение
и симпатию, которые и заставили нас сидеть здесь и слушать.
“Я не понял: а что значит “медвежата”?”-”Они так называют себя. Вы ведь
видели кандидата? Будка - во, да и замашки тоже. У него и кликуха такая:
Медведь. Так что когда было принято решение, то даже оформили некую
общественную структуру - в которую реорганизовалась группировка - и их теперь
только так и зовут.”-”Занятно. А кто же... второй?”-”На площади? Да шантрапа
какая-то: инженеришка один местный, которого на всякий случай привлекли. Как в
спорте, знаете? Повозникать, повыпендриваться, дыму побольше напустить, а потом
сойти с дистанции: в пользу нужного кандидата, разумеется. Они там в очередях
не просто так стоят - разве можно? - они ведь там некие договорчики подписывают -
хе-хе - где обязуются отдать свои бесценные голоса такому-то и такому-то, в
качестве же платы и в счёт аванса от планируемого процветания - которое вот-вот
наступит - всем желающим выдают продукты ширпотреба. Конечно, дифференцировано:
для удобства они тут отдельно очереди для мужчин и женщин организовали:
мужикам, естественно, по пол-литра выдают и что-нибудь из консервов - на
закусь, женщинам же разное домашнее барахло: вроде мыла, например. А что
касается инженеришки: то там, по-моему, и деньгами могут дать, так что все местные
алкаши - с тех пор, как всё началось - постоянно вокруг пасутся. Я - когда вас
увидел - тоже подумал было; но вы ведь что-то ищете?”- Он впился в меня
внимательным умным взглядом, и потом так же внимательно оглядел Алика, и тут
уже Алик, пока только слушавший интересные детали и подробности местной жизни,
решил взять инициативу на себя.
“Да кое от чего мы бы не отказались. А что ты можешь предложить?”-”Да
хоть все тридцать три удовольствия! Хаза тут есть одна - неподалёку. И если
столкуемся: могу провести.”-”Сколько?”-”Да стольника хватит: с каждого. Ногами
землю топтать: тоже дело недешёвое.”-”Но ты объясни всё-таки: что за хаза. Нам
ведь тоже не всё интересно.”-”Да пожалуйста: и в картишки можно - на интерес,
разумеется, и в рулетку, и колёса покатать, и ширнуться, и мальчики есть, и
девочки, и...”-”Во-во: нас как раз последнее и интересует.”-”Всего-то? Хорошо:
будет. Этого добра там навалом. И это всё?”-”Извини: остальное не для
нас.”-”Ладно: гоните две сотни.”- Мы полезли за деньгами: Алик быстро достал
мятую бумажку из заднего кармана брюк, а мне пришлось вынимать кошелёк, и когда
я открывал нужное отделение, мне удалось заметить жадный голодный взгляд. Я
сразу насторожился: а не будет ли опасно идти в неизвестное место с неизвестным
человеком - явным жуликом и прохвостом: может, он хочет заманить нас туда, где
ждут его подельники, готовые любого обчистить и нагреть, а он - такой маленький
и хлипкий - выполняет роль подсадной утки, баражирующей в людном месте в
поисках глупых селезней? Алик уже отдал деньги; я же пока не верил Косте - если
его на самом деле так звали. Я зажал сотню в кулаке, спрятав кошелёк обратно в
сумку. Протянутую руку нового знакомого я проигнорировал, одновременно
вглядываясь в его лицо и стараясь разобрать, что скрывается за его фиглярством
и разболтанностью. Он по-детски нахмурился и надул губы.-”Не хочешь - как
хочешь: можешь оставаться.”-”Меня другое заботит: а там всё надёжно и
безопасно? Не хотелось бы оказаться в каком-нибудь притоне.”-”Да ты что! Это ж
такое место: там лучшие люди города бывают! А крыша! Там же лучшая крыша в
районе - там медвежата трудятся, да и сам их предводитель иногда захаживает: по
разным поводам. Ну как ещё объяснить?!”- Он чуть ли не готов был расплакаться,
и я так и не понял - можно ли ему во всём верить: возможно, он очень жалел о
почти упущенной сотне, подрабатывая на нелёгкую жизнь своей ловкостью и
изворотливостью, и заодно просвещая всех в качестве бесплатного приложения. Но
я всё-таки решил попробовать.
“И что ты ещё можешь сказать об этом... заведении?”-”Вы название
слышали: “Приют одинокого странника”? Так это он и есть.”-”Вообще-то нет. А
цены там какие?”-”На девочек? Да за сотню баксов любая - и без вопросов. Вы
просто обижаете.”- Он улыбнулся.-”А ты, значит, клиентов подыскиваешь?”-”Да это
так: между делом. Сегодня ведь выходной: а вообще я в фирме одной работаю, продавцом. И лишняя копейка разве
помешает?”- Он окончательно расплылся в радостной довольной улыбке, которая
стала ещё шире, когда я раскрыл ладонь и сунул ему уже слегка подмокшую
бумажку.-”Ну что ж: веди в свой приют.”- Он довольно захихикал и привстал,
потягиваясь всем телом.-”Но это не слишком далеко?”-”Да нет: минут пятнадцать
пешкодралом. Да не бойтесь вы: это ж такое место!”- Мы тоже поднялись: похоже,
ещё не всё оказывалось потеряно, и мы ещё могли наверстать недополученное в
течение дня, утолив наконец давнее желание.
Мы перешли дорогу и углубились в переулок: напавшие на нас так же
продолжали пасти послушное доверчивое стадо, совершенно не интересуясь больше
подозрительными чудаками: они выполнили свою миссию и не собирались продолжать
преследование. Это было понятно и оправданно: мы больше не смущали аборигенов и
не создавали нежелательного шума и ажиотажа, способного привлечь совсем уж
ненужных свидетелей и очевидцев: каких-нибудь, к примеру, журналюг, способных
внести расстройство в хорошо налаженное дело. Местная пресса - без сомнения -
находилась под жёстким контролем, не имея малейшей возможности преподнести всё
в правильном свете, и только залётные пташки - вроде нас - представляли для
организаторов зримую и внятную угрозу. Однако мы вовсе не собирались влезать в
местные политические дрязги, а интересные детали и подробности развлекали нас и
не позволяли заскучать.
Наш проводник, похоже, оставался всё-таки немного обиженным: моя
недоверчивость, видимо, расстроила его, так что мне самому пришлось
возобновлять разговор.-”Слушай, Костя: а кто у вас ещё в этой свистопляске
участвует?”-”Да много тут есть ещё разных: кому ж не хочется? Только ведь всё
уже заранее известно: да они и сами всё знают.”-”Как это?! Разве так
бывает?”-”Опять обижаете?”- Он шмыгнул носом.-”Да я всех их как облупленных
знаю! У меня братан - старший - всё о них знает и постоянно такие вещи
рассказывает - по пьяному делу - что просто держись. А братан у меня... сила!
Ну ладно, это уже детали: и вам их вовсе знать ни к чему.”-”И почему ж он так
уверен-то: в победе, как я понял, этого борова?”-”Медведя? Так ведь там давно
всё заранее расписано: и нужные люди - которые всем заправляют - давно уж
результаты согласовали. Так ведь тут всегда так было, и нынешнего главу - в
своё время - именно так и выбирали. Братан мой - голова! Он мне даже общие принципы
как-то раз набросал: насчёт избирательной системы.”-”Интересно,
интересно...”-”Если только вспомню... Ах, да: принцип первый: всё покупается,
всё продаётся. Да взять хоть тех вон баранов - хе-хе! - так это и есть то
самое.”-”Стоп: но ведь если заранее всё расписано, то зачем ещё покупать-то:
это ж какие деньги!”-”Не такие уж и большие. А ведь если с ними тех
договорчиков не заключишь: то хрен они куда придут! Так что приходится заранее
морковку подвешивать. А чтоб в нужный загон бежали: как раз принцип два
существует: нет ничего такого, что невозможно было бы обгадить. И
соответственно, наоборот.”-”Да: видели мы тут рекламку. И даже сами немного
руку приложили.”-”Да вы что! Вас не засекли?”-”Нет вроде. Там какой-то другой
мужик был - не Медведь - так мы ему кое-что подрисовали.”-”Ну тогда ладно: если
не Медведь - то можно. А на святое покушаться: небезопасно, сами понимаете. А
за Медведя его подшефные - если бы засекли - и отмутузить могли. Здесь они
специалисты.”-”Мы уж поняли. Много у вас что-то подобных специалистов.”-”А,
заметили? Я вот недавно это тоже обнаружил: когда в соседнем районе по делам
был. Ведь когда живёшь тут - не замечаешь. Но во всём есть и отрицательные, и
положительные стороны.”-”Ничего себе! Нам уже несколько раз досталось: без особой
вины - между прочим; а в забегаловке вашей просто откровенно обжулили. Алик,
кстати, гораздо больше пострадал: это сейчас мне перепало, а в-основном-то
Алику от разных козлов доставалось.”-”Сочувствую: с ними аккуратно надо. Нет,
вообще они не злые: просто работа у них такая.”-”Я уж понял: у меня у самого
тут родственничек один: говно говном, а ведь был нормальный парень
раньше.”-”Да? Это из каких же?”-”Чёрт
его знает! Я даже и не сразу понял это: потом уже знающие люди объяснили... Да:
а что там ещё насчёт принципов?”-”Насчёт принципов? Ах да: третий - и
последний: главное ведь - не как голосуют
, главное - как считают. Я же
говорил: у них ведь там свои люди всем делом заправляют: и десяток процентов накинуть
или снять - просто плёвое дело. Артисты!”-”Это точно?”-”Точно, точно.”-”А как
же конкуренты: они ведь, наверно, следят за всем, и просто так их не
обманешь?”-”Всего я не знаю, конечно: а что это тебя так интересует?”- Он
подозрительно уставился на меня: я постарался сделать невинный вид, и он наконец
отвернулся, продолжая вести нас к цели.
“Я просто могу сказать: что когда нынешнего главу в прошлый раз
выбирали, то мой братан за две недели окончательные результаты знал. А как уж
они это делали: совершенно не интересовался... Кстати, хотел спросить: а вы не
Строителя изрисовали? Он ведь тоже в большом авторитете, и главным конкурентом,
между прочим, считается: вторая группировка как-никак в районе.”-”Не знаю я:
солидный был такой мужик, лет пятидесяти. А почему Строитель-то”-”Да у каждого
своя сфера интересов: Медведь - тот всю торговлю под себя подмял, а Строитель у
нас тут жильё контролирует: он ведь раньше - при старой власти - как раз в райкоме
этими делами и занимался. А потом, соответственно, местный ДСК и захапал: так
что он нынче официальный хозяин. И всё, что по этой части в районе: только
через его фирму и делается.”-”Понятно.”-”Но между прочим: знающие люди его на
самом деле уважают. Деловой мужик - на самом деле, а не просто деньги стрижёт.
Только не светит ему нынче: его тут такими помоями поливали, что очень нескоро
он отмоется. Так что зря вы на него так.”-”Откуда мы знали? А может, это и не
он ещё был: у вас их тут штук восемь всего?”-”Примерно. Да давайте посчитаем!”-
Он поднял тонкую ручку, готовясь загибать пальцы.
“Разумеется, Медведь - во-первых. Потом Строитель: это второй. Третий реальный кандидат: Мослатый. Почему реальный-то? Так он как раз от третьей
группировки идёт: а кто сам по себе, тем здесь вообще делать нечего.”-”А он чем
занимается?”-”Да мелочёвкой разной, которая после двух главных-то группировок и
осталась: крошки со стола подбирает. Это ж самая слабая группировка: и на их
долю только мелкие фирмы остаются, с которыми двум главным возиться
неохота.”-”А крупные предприятия района?”-”Так это кому как повезло - хе-хе! -
кого медвежата пасут, а кого люди Строителя: а другим тут делать нечего: им тут
быстро рёбра пересчитают.”- Он весело заржал и вскинул голову, упиваясь
собственными находчивостью и остроумием: он был явно доволен подвалившим
выгодным дельцем, одновременно столь несложным и кратковременным, и явно был не
против возможности почесать языком, обсуждая интересные подробности местных
событий.
“Хорошо, а остальные кандидаты?”-”Это так: шушера всякая. Про инженера
я говорил: подкалымить мужик решил, и ради того и согласился поучаствовать:
святое дело! А вот почему баба эта сюда полезла - директор рынка - вот уж не
понимаю. Может, деньжат много лишних завелось - которые потратить больше
некуда? Не слыхал я, чтобы она с Медведем в одной команде была: но баба она и
есть баба, и когда она до денег и до власти дорвалась - хотя бы и над рынком -
то чего только не взбредёт ей в голову!”- Он снова залился высоким
жизнерадостным смехом, и на этот раз мы тоже не удержались, согласившись от
начала и до конца с категоричностью такого заявления. Оно безусловно имело
реальные основания, многократно проявляясь в повседневной жизни, и даже в нашей
практике встречались подобные случаи: до сих пор мы выражали сочувствие одному
общему знакомому - работавшему в нашей же организации, жена которого -
пустившись по коммерческой волне - стала владельцем приличной фирмы и достаточно
богатым человеком. Последствия же - для нашего знакомого - оказались довольно печальными:
верная прежде супруга пустилась в разгульную вольную жизнь, заводя каждые несколько
месяцев нового любовника, что и привело к закономерному исходу: разводу и
затянувшемуся скандальному процессу, выдворившему его в коммуналку на окраине
города и на обочине жизни.
“А дальше?”-”Ну, полковник тут есть один - отставной. Кажется, специалист
по тыловому хозяйству. Так ведь он сам по себе идёт: ну захотелось мужику ещё и
живыми людьми покомандовать, а не только табуретками - хе-хе! - ну так мало ли
кому чего хочется: а на всех всё равно ведь не хватит. Потом: а кто ж потом-то?
Ну как же: без представителей нацменьшинств нам просто никак нельзя. Хотя я так
и не понял: какой он национальности - но у нас его все Абреком называют. Вообще
он фирмач - хозяин фирмы: только что он может против тех, кому дань платит:
разве возможно такое? Так что серьёзно на него никто не смотрит: вчера - один
абрек, сегодня - другой, а завтра - вообще третий! Это сколько уже будет?”- Он
обратился к руке, использовавшейся сначала для загибания пальцев, а после для
разгибания.
“Уже семь. А кто дальше-то?”- Он даже почесал в затылке, стараясь хоть
так выпустить на свободу завалявшиеся где-то воспоминания.-”Ах, да: депутатишка
тут один местный - который всё выступать любит: и это ему не нравится, и то -
гадость, и вообще: кто с ним лично не
согласен: просто жулик и негодяй. В-общем: вылитый пуп земли. Но за такие вот
выступления его многие авторитетные люди и не любят: хотя мужик-то умный,
только спеси полно. Вот как раз ему-то больше всего и досталось, заодно со
Строителем: его тут чуть ли не в предательстве хотели обвинить, и даже дело
шили: и только сторонники в последний момент защитили, когда уже жареным
запахло. Только кто ж такому позволит: они ещё не сошли с ума, чтобы подобных в
святая святых допускать.”-”А ещё?”-”Ещё?”- Он сильно задумался.-”А больше нету.
Тут ведь когда компания началась - желающих целая толпа набежала, так что
комиссии избирательной пришлось немало потрудиться: чтоб толпу рассеять и до
приемлемой цифры довести. А то ведь когда их столько мельтешит - то ведь главный
кандидат затеряться может. И ещё: ему ведь в первом туре победу
планируют, а попробуй докажи: что у него голосов больше, чем у пятидесяти
остальных - вместе взятых. Уж в такую-то туфту никто точно не поверит. И потом:
это сколько ж возни с теми бюллетенями!”- Здесь он оказывался безусловно прав,
и совершенно по-другому теперь выглядела ситуация в городке, куда нас занесло
нелёгким ветром: титаническая борьба обязана была наложить отпечаток и
отразиться на окружающем, и без того не вполне здоровом и чистом, и явно
неудачное время мы выбрали для нашей поездки: мутная взвесь поднялась с самого
дна и заполнила верхние слои, перекрыв доступ света и кислорода, и под туманной
завесой развелись и размножились сумрачные тяжёлые создания, пожравшие своих
врагов и установившие собственные порядки, с которыми нам теперь и приходилось
иметь дело, продираясь сквозь них. Мы были двумя бабочками в тропических
джунглях, вот только джунгли состояли преимущественно из старых высохших
стволов - ни на что давно не годных - либо наоборот: из растений-мухоловок,
агрессивных и жадных, раскинувших приманки и завлекающие ловушки в поисках
лёгкой доступной добычи, и немалого труда стоило бабочкам обходить их, и
совершенно неоткуда было бы ждать помощи, если бы произошло самое страшное:
если бы сработала ловушка и несчастное создание оказалось один на один с
плотоядным хищным растением.